Шпаргалка для ленивых любителей истории. Комплект из 3 книг - Александра Маринина

и высших аристократов стянул к столице войска, и Париж окружили 30 000 солдат. Неудивительно, что в Париже начались волнения. Ну и, как вы с детства знаете, 14 июля толпа штурмом взяла Бастилию, государственную тюрьму, где хранился большой запас боеприпасов.

Королева Мария-Антуанетта и младший брат короля Шарль Артуа впали в панику и настаивали на том, что нужно бежать из Версаля подальше. Однако Людовик Шестнадцатый в очередной раз проявил личное мужество, отправился в Париж без охраны, пришел в ратушу, поднялся по ступеням и обратился к народу. Ему удалось на какое-то время успокоить людей. Его встречали аплодисментами и провожали восторженными криками. Король вернулся в Версаль и поклялся, что ни одна капля французской крови не будет пролита по его приказу. Да, он не собирался силой подавлять зарождающуюся новую власть. Но при этом понимал, что невозможно эту власть признать так, чтобы не утратить свою. И что делать?

Людовик был растерян и подавлен, чувствуя полную беспомощность. Пока он горевал, ахал и охал, Национальное собрание не сидело сложа руки: 26 августа 1789 года, через месяц с небольшим после взятия Бастилии, была провозглашена Декларация прав человека и гражданина. Свобода, равенство в правах, национальный суверенитет, разделение властей.

Оставим пока короля пребывать в Версале в тоске и унынии (еще примерно полтора месяца) и посмотрим, что происходит на семейном фронте. Уж коль королеве удалось в 1778 году забеременеть, то, наверное, и детки пошли?

Ага, пошли. В 1778 году родилась девочка, Мария Тереза. В 1781 году на свет появился Людовик Жозеф Ксавье Франсуа. О, радость! У Франции есть дофин! Но мальчишечка умер в возрасте семи лет, заразился чем-то инфекционным от товарища по играм, сына своей кормилицы. Причем умер 4 июня 1789 года, как раз в разгар разборок с третьим сословием. Понятно, что Людовик Шестнадцатый, и без того не больно-то решительный и твердый, был убит горем, скорбел по сыну-первенцу, потому и неудивительно, что не смог вовремя предпринять правильные шаги.

В 1785 году Мария-Антуанетта порадовала супруга еще одним сыном, которого назвали Людовик Карл (Луи Шарль).

В 1786 году родилась София Елена Беатриса, прожила всего около года и умерла от туберкулеза.

Итого ко времени революции 1789 года у Людовика Шестнадцатого имелись дочь Мария Тереза десяти лет и четырехлетний сынок Луи Шарль, который после смерти старшего братика стал дофином Франции.

Вообще-то королевской супружеской чете не позавидуешь. Первые семь лет после свадьбы Франция изощрялась, сочиняя похабные куплеты на тему «сможет Луи или не сможет», поскольку вопрос консумации монарших браков – вопрос национального уровня, речь ведь идет о зачатии и рождении наследников престола. Понятно, что вся страна интересовалась и все были в курсе дел на альковном фронте. Когда выяснилось, что Луи смог, внимание народных поэтов-сатириков переключилось на Марию-Антуанетту, ее образ жизни, ее непомерные траты, ее карточные долги и ее дружбу с графиней де Полиньяк, которая народу казалась подозрительной. Графиня происходила из обнищавшей аристократической семьи, то есть была в королевском окружении достаточно чужеродным телом. Мария-Антуанетта одарила все семейство Полиньяк должностями, щедрым содержанием и всякими привилегиями. Королева была не особенно умна и не умела разбираться в людях, она приближала к себе тех, кому удавалось ее развлечь, с кем было весело, нимало не задумываясь ни о моральных качествах новых друзей, ни о мотивах, которые могли ими двигать. Именно поэтому она зачастую становилась марионеткой в руках корыстолюбивых и лицемерных людей, что не прибавляло любви и уважения ни со стороны придворных, ни со стороны народа. В эпиграммах и памфлетах высмеивались любовные похождения королевы (мнимые или настоящие? Кто знает…) и делались совершенно недвусмысленные намеки на ее отношения с графиней де Полиньяк, выходящие за рамки традиционных. Была у королевы и еще одна подружка, с которой Мария-Антуанетта сблизилась сразу же, как только приехала много лет назад из Австрии во Францию, савойская принцесса де Ламбаль: молоденькая вдова, не обремененная излишней глубиной ума и всегда готовая поболтать и посмеяться. Насчет этой дружбы народные памфлетисты тоже отпускали весьма колкие и ядовитые замечания.

Людовик Шестнадцатый подарил супруге дворец Трианон, в ремонт и отделку которого королева вгрохала кучу казенных денег. Мария-Антуанетта так и не свыклась с жесткими требованиями французского придворного этикета и при любой возможности перебиралась в Трианон, где все было так, как ей удобно. С собой она брала группу избранных, самых любимых друзей. Само собой, те, кто в этот круг не входил, люто завидовали приглашенным и столь же люто ненавидели королеву, которая как бы делала недопущенных к Трианону придворными второго сорта.

Далекая от философии, идей гуманизма и просвещения, Мария-Антуанетта была категорически против любых реформ, поддерживала партию аристократов и немало способствовала тому, что Тюрго и Мальзерб попали в опалу. Она ничего не понимала в финансах, не привыкла считать деньги и не считала нужным брать в голову, сколько средств из госказны расходуется на ее прихоти: новые платья, драгоценности, шляпки, подарки друзьям, ремонт, содержание и беспрерывное усовершенствование Трианона. Королева вообще старалась не думать ни о чем сложном, поскольку это сложное казалось ей не стоящим внимания. А напрасно…

Недоброжелателей у Марии-Антуанетты было больше, чем на собаке блох. И тех людей, которые ей не нравились, оказалось не меньше. Среди них – кардинал Луи де Роган, архиепископ Страсбургский, ярый противник франко-австрийской дружбы. Роган был посланником Франции при венском дворе в 1771–1774 годах, то есть уже после того, как Мария-Антуанетта стала супругой дофина Луи Огюста, и постоянно рассказывал ее маме, императрице Марии Терезии, как неправильно ведет себя ее доченька. Мама, в свою очередь, проводила в письмах воспитательную работу, и Мария-Антуанетта прекрасно понимала, кто на нее ябедничает. Она сразу невзлюбила кардинала Рогана, а уж после того как ей стало известно, насколько оскорбительно кардинал высказался в одном из писем о ее матери, юная дофина записала его в число своих непримиримых врагов.

После смерти Людовика Пятнадцатого Роган вернулся во Францию, карьера его забуксовала, то есть продолжалась, конечно, но не так, как ему хотелось бы. Он всеми правдами и неправдами пытался завоевать расположение королевы, но та хранила гордое молчание и кардинала не замечала, будто его и вовсе не существовало. И вот, наконец, забрезжил свет. Некая дама по имени Жанна де Сен-Реми де Валуа, графиня де ла Мотт, вызвалась помочь Рогану примириться с Марией-Антуанеттой. Это была поистине замечательная особа! У нее имелись некоторые основания считать себя потомком внебрачного сына короля Генриха Второго. Родство, конечно, двухсотлетней давности, но кровь-то – не водица. И обычная простолюдинка Жанна Сен-Реми стала именовать себя Жанной Валуа. Нашла мужа, офицера жандармов по фамилии де ла Мотт, который путем нехитрых манипуляций присвоил себе титул графа, превратилась в графиню и