Homo Bonus. Обнадеживающая история человечества - Рутгер К. Брегман

Короче говоря, есть все основания полагать, что у среднестатистического первобытного человека был большой круг друзей. Постоянно встречаться с новыми людьми – значит постоянно узнавать новое, и только так мы могли стать умнее неандертальцев[182].

Еще один способ ответить на вопрос об агрессивности наших предков – обратиться к археологическим раскопкам. Ископаемые останки дают надежду на установление истины в споре между Гоббсом и Руссо, поскольку окаменелости нельзя «загрязнить» присутствием исследователей, как в случае с изучением современных племен. Правда, есть одна проблема. Первобытные охотники-собиратели путешествовали налегке, и после них мало что осталось.

К счастью, мало не значит ничего. В наследство от древних предков нам остались наскальные рисунки. Если бы человечество изначально пребывало в состоянии «войны всех против всех», как утверждал Гоббс, то рано или поздно кто-нибудь обязательно запечатлел бы это на стенах пещер, не так ли? Но археологи так и не нашли подобных изображений, относящихся к доисторическому периоду. Существуют тысячи наскальных рисунков тех времен, посвященных охоте на бизонов, лошадей и газелей, но нет ни одного рисунка с изображением войны[183].

А что насчет человеческих останков того периода? По результатам исследования 21 раскопа Стивен Пинкер вычислил средний уровень убийств, который составил 15 %. Но как и в случае с другими данными Пинкера, тут есть небольшая путаница. Двадцать раскопов из его списка относятся к эпохе после освоения земледелия, одомашнивания лошадей и появления поселений – то есть все они недостаточно древние.

Сколько же на самом деле существует археологических свидетельств ранних войн, до появления земледелия, верховой езды и оседлого образа жизни? Много ли у нас вещественных доказательств того, что человек воинственен от природы?

Их практически нет.

На сегодняшний день археологи обнаружили в четырехстах точках планеты около трех тысяч скелетов Homo sapiens, достаточно древних, чтобы по ним можно было судить о «естественном состоянии» человека[184]. Ученые, изучавшие эти раскопы, не видят убедительных доказательств существования доисторических войн[185]. Другое дело – более поздние времена. «Войны не всегда присутствовали в жизни людей, – пишет известный антрополог Брайан Фергюсон. – Они начались в определенный период»[186].

Глава 5. Проклятие цивилизации

1

Прав ли был Жан-Жак Руссо, когда говорил, что люди по природе своей благородны и были такими вплоть до появления цивилизации?

Я все больше склонялся к этой версии. Взять хотя бы свидетельство путешественника, который в 1492 году высадился на Багамы. Его поразило миролюбие местных жителей. «У них нет оружия, они с ним даже не знакомы. Я показал им меч […] и они по невежеству порезали себя, – пишет он. – Из них выйдут хорошие слуги […] Нужно всего пятьдесят человек, чтобы поработить их и заставить делать все, что мы пожелаем»[187].

Тот самый путешественник – Христофор Колумб – не стал терять времени и начал претворять свой план в жизнь. На следующий год он вернулся с семнадцатью кораблями и полутора тысячами человек и положил начало трансатлантической работорговле. Полвека спустя на Карибских островах осталось менее одного процента коренного населения; остальные погибли в результате занесенных болезней и издевательств рабовладельцев.

Должно быть, для так называемых дикарей было настоящим потрясением столкнуться с «цивилизованными» колонизаторами. Многим из них сама мысль о том, что один человек может убить или похитить другого, казалась абсолютно дикой. Если вы думаете, что это преувеличение, вспомните, что даже сегодня на планете есть места, где убийство считается чем-то немыслимым.

В Тихом океане есть крошечный атолл Ифалик. После Второй мировой войны военнослужащие ВМС США, чтобы установить добрые отношения с тамошними жителями, показали им несколько голливудских фильмов. Но сцены насилия произвели на островитян такое гнетущее впечатление, что некоторые из них от расстройства даже на несколько дней заболели.

Когда годы спустя на Ифалик приехала антрополог, местные жители то и дело задавали ей один и тот же вопрос: правда ли, что в Америке на самом деле есть люди, которые убивали других людей?[188]

Итак, в глубине человеческой истории есть некая тайна. Если в нас заложено инстинктивное отвращение к насилию, то в какой момент все пошло не так? Если войны существовали не всегда, то когда и почему они начались?

Оговорюсь сразу: не стоит романтизировать наших предков. Люди никогда не были ангелами. Зависть, гнев, ненависть – все эти эмоции хорошо знакомы нам с доисторических времен. Между первобытными людьми тоже вспыхивали взаимные обиды и распри. Справедливости ради, Homo puppy никогда бы не завоевал мир, если бы в редких случаях не показывал зубы.

Чтобы осмыслить последнее утверждение, нужно знать некоторые особенности первобытного общества. Если вкратце, у наших предков была аллергия на неравенство. Решения они принимали коллективно, после долгих обсуждений, в которых мог участвовать каждый. «Кочевые охотники-собиратели повсеместно и почти до одержимости озабочены тем, чтобы не оказаться под чьей-либо властью»[189], – заключает американский антрополог на основе подробного анализа 339 полевых исследований.

Иерархии, если и существовали, были временными и служили той или иной цели. Лидером становился тот, кто больше знал и умел, обладал харизмой и был способен решить поставленную задачу. Ученые называют это неравенством, основанным на достижениях.

При этом, чтобы держать соплеменников в узде, первобытные общества применяли простой механизм: стыд. Канадский антрополог Ричард Ли, пожив в племени кунг в пустыне Калахари, составил собственное представление о том, как этот инструмент могли использовать наши предки. Вот, например, как член племени описывает правильное поведение удачливого охотника:

Сначала он должен сидеть молча, пока кто-нибудь не подойдет к нему и не спросит, что он сегодня видел. Тогда он должен тихо ответить: «О, я плохой охотник. Я ничего не видел… Разве что самую малость». И я улыбнусь, потому что пойму: он вернулся с большой добычей[190].

Не поймите меня неправильно. Первобытным людям были присущи и гордыня, и жадность. Но на протяжении тысяч лет Homo puppy старались подавлять их в себе. «Мы осуждаем хвастуна, потому что однажды гордыня толкнет его на убийство, – объяснял член племени кунг. – Поэтому мы называем его добычу ничтожной. Это охладит его пыл и сделает его добрее»[191].

У племен охотников-собирателей существовали табу на накопление запасов. На протяжении большей части своей истории люди копили не вещи, а друзей. Подобные практики неизменно озадачивали европейских мореплавателей, которые поражались щедрости аборигенов. «Они никогда и ни в чем не