Семейная драма XVIII столетия. Дело Александры Воейковой - Александр Борисович Каменский

таковой процесс [с] ним произвели, если б не сам он их к тому прискорбию довел, чтоб, имевши в нем одного только у себя сына, чтоб таковое для родителя горчайшее подать на него доношение и объявить таковым недостойным человеком, как точно там значится? Я думаю, всякой себе вообразить сие может, что неприятно же и родителю его было таковой пострамленной и публичной с ним процесс производить, но по крайней мере он имел по законам над ним неограниченную власть, что родителем во всем велено на детей верить, а тем мог сокращать и усмирять его при жизни он своей. А по тому можно и то самое измерить прискорбие мое, каково же мне с ним, мужем моим, сей процесс производить, к которому он меня до того же самаго несчастия и пострамительной прозьбы на него по горчайшей моей и детей наших жизни довел, что я принуждена стала от крайности моей во оное с ним дело воитить, нимало несходно ни с желанием, ни с поведением моим. Следовательно, естли б он чувствовал хотя малое гласу природы и сожалел бы детей своих, не бросил бы, как я есть мать, при старости моей скитаться и не лишил бы их моего материнскаго призрения, каковое я к ним прилагала.

А ныне живущая в доме его Несвицкая занела мое место только в нем и в сердце его, а детям моим она моего материнскаго места никогда не займет к призрению и помилованию их, как я об их воспитании достойном старалася. А он, муж мой, ослепяся к ней любовию своей и в угодность ей детей моих до такова злова счастия довел и отнял их у меня не по любви своей к ним, которую он совсем противу их изтребил, а зделал он сие с ними несчастие для моего только об них мучительнейшаго наказания, чтоб только сей с ними разлукой меня безпрестрастно, где бы я не была, терзать и мучить мучительнейше еще тех побоев для меня, которыя я от него претерпевала, живучи с ним. А если б он любил их, то могли бы так жестоко с ними поступить, чтоб, живучи сам по сему делу в Резане, он их, бедных, нарочно из Резани тогда в Москву отвозил; в наругательство только и в сущую обиду мне бросил их одних в пустом загородном доме и подо власть ей, Несвицкой. На что же он их от меня отнял, когда быть с ними вместе не может, да и окроме того всегда живет с ними розно? Пусть бы он хотя меня и не любил, но не бросил в такое мучение и детей бы моих у меня не отнимал и ей бы, Несвицкой, в полную власть бы не отдавал, которою не только мои дети, но и сам он ей нимало не нужен, а нужно ей только его имение. От ней какова уже милосердия ожидать, когда он, родной им отец, и лишил матери, бросает безо всякого призрения плачевным и тиранским с ними поступкам и непризрением об них всех почти погубил их: меньшаго сына пятилетняго зделал больным и увечным припадочную болезнию, так что вечно и по возрасте своем ни в какую службу будет неспособен; меньшую дочь шестилетнюю также побоями Несвицкой больную, в чеходке, еще сына в прошлом году в резанской деревне семилетняго утопил было; двух старших дочерей в сущей молодости и почти еще в детских летах их по ея же, Несвицкой, ему приговору хочет роздать в замужество за таких недостойных им женихов, каких то злоба ея, Несвицкой, изобрать им то несчастие может, ибо ей, Несвицкой, не жалко и не болезно чужими детьми наругаться, губить и распределять столь плачевно судьбою их для ея ко мне отомщения. Сие вечное и безвозвратное делает она з детьми моими погубление, что я и оне вечно б оплакивали сию горчайшую их участь.

Вот как участвует в нем глас природы, котораго бы он хотя мало чувствовал, не утопал бы он столь гласно в страстях своих, где вся благопристойность потеряна, а существует по словам ВЫСОЧАЙШАГО Учреждения о губерниях 84-статьи всякаго рода злоупотребление, не бросил бы жены своей, с которую изживши почти век, ныне стал порицать, якобы опасен жить со мною, взяв к себе, [как] явно Всему обществу извесно, вместо меня ея, Несвицкую, которая по страстной его к ней любви уверила его в такой несоделанности, будто б она детей моих больше любит и добра им желает, нежели я, родная мать их, и будто б я не только мужу своему, но и детям моим существенной враг и ненавистница. Но как же я, живучи до того времени с ним, мужем моим, покуль она меня с ним не разлучала, 16 лет, я ни детям, ни мужу моему врагом и ненавистиницею не бывала. А уверивши его в том, губит теперь детей моих так, как она желает, а меня тем столько мучит, сколько и писать меры сего моего прискорбия не могу, кроме того только, что столь велико мое об них, детях моих, сожаление. Если б возможно мне было избавить их от сего к ним ея, Несвицкой, гонения, хотя б то жизни моей стоило, не пощадила б для них спасения ее публично потерять, ибо сие ея мучение и наругательство к моим детям мучительнее для меня самой моей смерти. Всякое бы страдание согласилась для них претерпеть, только б их тем могла несчастие заменить, как она полновласно ими управляет теперь, а я, будучи им родная мать, но всего родительского права в них лишена и ни малейшей воли в них не имею при всем том, что правосуднейшия законы ВАШИ ровную власть родителям как отцу, так и матери предписали. Но я столько несчаслива и сего правосудия получить не удостоилася и отдалена от них, детей моих, так мучительно, что ни по рождению натуральнаго права, ниже по силе священнейших законов ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ни малейшаго участия в них не имею, а паче последним по делу сему сенатским решением не осталось никакой уже надежды бедным детям моим ко избавлению от гонительнице сей княгине Несвицкой, естли только ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО не соблаговолите меня несчастнейшую мать и малолетных детей моих сею ВЫСОЧАЙШЕЮ МИЛОСТИЮ помиловать, и повелите их отдать в мое материнское призрение, и не изторгаите их из-под власти сей гонительницы их и из рук столь гласнаго пороками отца их, лишеннаго сего права силою закона ВАШЕГО Учреждения о губерниях 216-ю статьею[61].

И,