«Экс» и «Нео»: разноликие правые - Александр Дмитриевич Сабов

Каковы главные цели банды?

Она помогает бывшим парашютистам держаться вместе, благо работа для них находится и сами они вознаграждением довольны: проще сказать, принадлежность к банде не дает им привыкнуть к домашним тапочкам, помогает сохранять в боевой готовности всю группу — приблизительно две сотни человек, особенно ее ядро, тех, без кого не обходится ни один налет… Но в действительности эти люди живут мечтой о том великом моменте национальной истории, когда они понадобятся всерьез. — о контрреволюции. Я убедился в этом, задав «барону» единственный вопрос, который, похоже, его смутил: «Как это совместить: вы ненавидите ТНК и в то же время помогаете им громить профсоюзы?»

— На самом деле не мы принимаем их игру, а они принимают нашу. Большая буржуазия не может обходиться без нас, а уж мы в один прекрасный день сполна представим ей свой счет. Вспомните о добровольных штурмовых отрядах в Германии после первой мировой войны. Их призвали навести порядок, считая, что вскорости избавятся от них. Но вы хорошо знаете, чем это кончилось: к власти пришло СС. Однако не делайте таких больших глаз, мы-то не нацисты. Вовсе нет!

Решительно, это был еще не конец всем сюрпризам вечера. У повара, бывшего служаки из Иностранного легиона, как выяснилось, был день рождения. Все присутствующие заранее скинулись на подарок, и вот из-под посудного шкафа извлекается длинная картонка. Повар разрывает упаковку и достает из нее… ручной пулемет М-16.

Задохнувшись от счастья, едва сдерживая слезы, он бормочет: «Ну это уж слишком, братцы, это уж чересчур, просто безумие, разве можно так!»

У него вид ребенка с сияющими от рождественского подарка глазами…

— Серж, вы проникли в среду профессиональных штрейкбрехеров и даже вызвали их на исповеди. Вот что странно: неужели от выбора, где печатать ваши репортажи, в левой или правой прессе, зависело для ваших героев, как они будут выглядеть в глазах общественности?

— Представьте! Зная, что их ремесло в целом предосудительно, сами они тем не менее считают его вполне мотивированным и политически, и житейски, и морально. И хотят донести это до общественности, доверяясь, естественно, именно правой печати.

— Однако уж выход-то вашей книги никого не мог ввести в заблуждение: ее однозначно расценили как протест против насилия!

— Иначе и быть не могло, ведь это и мое авторское кредо. Я осуждаю насилие, жестокость, терроризм, откуда бы они ни исходили — слева или справа. Я смог пробиться в эту среду, потому что я для нее по духу «свой». Но я против того, чтобы этот дух выражался в форме грубой силы. Вот что я и хотел сказать своей книгой…

Налет

На крохотной площади, метрах в ста от северных ворот Парижа, нас уже ждали машины, нанятые для операции. Всего собралось тридцать восемь человек. Разбились на группы, по машинам. Я едва узнаю «барона»: он весь светится, а уж как элегантен! Металлическая сетка на лице, и та, кажется, сработана в первоклассном ателье.

— Не забудьте, что я поручился за вас. Поэтому прошу: не разыгрывайте из себя журналиста, ребятам это не понравится. Вы должны работать, как мы все.

— А как же мои интервью?

— Потом. Во всяком случае, если вы понравитесь ребятам в деле, они разговорятся. Потому что поверят вам.

Непохоже, чтобы между «парашютистами» и шоферами грузовиков царило согласие. Они едва обмениваются рукопожатиями. Позже, ночью, один из водителей доверится мне: он презирает штрейкбрехеров вообще, а уж этих — особенно: «из-за их политических убеждений». Он не стал бы мараться, если бы не выгодный тариф за ночные рейды. Но на более «мокрые дела» он не пойдет, на него пусть не рассчитывают.

Около 22 часов мы трогаемся в путь. Вдруг наш кортеж сворачивает в узкую улочку, перпендикулярную одной из центральных артерий Сен-Дени. Множество полицейских фургонов, припаркованных у тротуаров, кажется, поджидают нас. Кто-то из моих попутчиков взрывается от негодования:

— Не может быть! Да кто их сюда звал, этих, в касках? Вот помяните мое слово, они уже разогнали забастовочный пикет!

— Такое случается, — просвещает меня «барон». — Иногда легавые разгоняют пикет, иногда мы. В этот раз, похоже, они нас опередили на волосок… Теперь осталась самая противная работа: грузить машины. А мы этого не любим, мы предпочитаем драться.

На почтительном расстоянии от проходной завода десятка два забастовщиков кричат нам: «Фашисты! Хозяйские холуи!» В ответ «наши» грянули парашютисте кую песню и на всякий случай достали дубинки. Однако напрасно: никаких подвигов этой ночью уже не предвидится. Когда мы переступаем порог завода, там уже нет ни души…

— Да, — сказал Серж Ферран, — во Франции есть закон, который запрещает забастовочные пикеты. Так что со стороны рабочих это незаконно: захватить завод и с дубинками в руках охранять его от тех, кого нанимают сорвать забастовку.

— Получается, право на стороне штрейкбрехеров?!

— Послушайте, здесь все по Марксу. Завод убыточен.

Его закрывают. А чтобы дальнейшее сопротивление рабочих потеряло всякий смысл, штрейкбрехеры, отбив предприятие, сразу вывозят оборудование. В ту же ночь. После этого специальная группа сторожит стены до тех пор, пока хозяин не продаст и их.

Осада

— Раз ты пишешь книги, так тебе нужна бумага, верно? Чувствуй себя как дома: вон на этажерках полно нераспечатанных пачек с бумагой, бери, сколько хошь… Постой: а машинка? Тебе же наверняка нужна пишущая электрическая машинка!

Этого предусмотрительного типа зовут Жан-Луи. Он позвал меня прогуляться по заводу, «чтобы увидеть, нет ли там чего подобрать» («подобрать» — эвфемическая замена слова «грабить»). Я с радостью согласился и слез с грузовика, куда помогал затаскивать тяжелые станки…

В оккупации завода нет ничего захватывающего. «Желтые мастера» (те, что не участвуют в забастовке) демонтируют станки, а парашютистам приходится грузить их на машины. Мелкое оборудование складывают отдельно, в контейнеры. Несостоявшаяся драка, покрикивания мастеров вызывают у «парашютистов» раздражение, перепалки. Ведь в их глазах заводской мастер — это человеческий ноль, почти быдло, а туда же, лезет командовать…

Мы с Жаном-Луи и еще несколько парней, явно «профессионалов» с виду, проходим по кабинетам заводоуправления. Неописуемый беспорядок царит в них: опрокинутые шкафы, кресла, стулья, разбитые стекла, сокрушенные не то молотками, не то топорами перегородки…

…К концу первого месяца я разобрался, что восемь человек, оставшихся сторожить завод, делились на три типа «подручных людей». Одни были платными убийцами по призванию (Жан-Луи, Коко, Пьерро). Далее следовали профессиональные наемники («Зимбабве», Же же), которые свое нынешнее положение штрейкбрехеров воспринимали как унижение и признавали убийства только по политическим мотивам, презирая все остальные. Наконец, те, кому еще нельзя было бы доверить платные убийства. Это либо молокососы