Блатной: Блатной. Таежный бродяга. Рыжий дьявол - Михаил Дёмин

– Это надолго?

– До октября.

– Но почему?

– Да потому что уборка, – пояснил старик, – начальство хочет, чтоб люди теперь работали не отвлекаясь.

– Что ж, – проговорил я, – воспользуемся советом и поспешим выпить! – И, разлив по стаканам водку, я произнес торжественно: – Ну, за хлеб! Такого урожая Россия еще не видела.

– Урожай, это верно, редкостный, – медленно сказал старик. – Но главное в другом…

Ни в голосе его, ни в лице, ни в чем не смог я уловить восторга – того самого, который обуревал сейчас меня самого. И я спросил удивленно и озадаченно:

– В другом? В чем же еще? Ведь собрать столько зерна…

– Собрать – полдела, – угрюмо ответил старик. – Гораздо важнее сохранить его, уберечь от порчи. А вот это, боюсь, нам не удастся.

– Вот как?

– Да, да. Хлебушек – он заботу любит, уход. И потому его надо держать в специальных хранилищах… Оставлять под открытым небом – опасно.

– Но… Черт возьми, – проговорил я, – почему же его оставляют? Где ж эти хранилища?

– Вот именно – где? – прищурил глаз старик. Отхлебнул из кружки, со стуком поставил ее на стол. И потом, погодя: – Не знаю, – начал он неуверенно, – могу ли я с вами говорить откровенно, свободно…

– Можете, – заявил я, – даже должны! Без вас, я чувствую, мне во всем этом не разобраться.

– Ладно. – Он быстро, пристально глянул на меня из-под косматых бровей и, очевидно, что-то ощутил, почуял. И проговорил с коротким вздохом: – Ну так вот. Вся эта история с хлебом – явная авантюра, понимаете?

Наш столик помещался у раскрытого окошка. За ним видна была городская площадь, вся желтая от рассыпанного зерна. Над ней крутился ветер, реяла пыль и неумолчно, пронзительно горланили птицы.

– Видите, что творится? – кивнул в ту сторону агроном. – Вот вам типичный пример разгильдяйства. Здесь, в Шире, с давних пор имелся один маленький элеватор. Это применительно к нуждам старого колхоза… И когда началась целинная кампания, никто почему-то не подумал о том, что теперь его следует переделать, расширить. Или еще лучше – построить парочку новых… Ну, и результат налицо! Элеватор загрузили в первые же два дня. И сейчас хлеб сыплют прямо на землю, сваливают как попало.

– Вы говорите, никто не подумал, – заметил я, – но вот вы, к примеру…

– А что я? – возразил старик. – Что я значу? Я же не начальник.

– Но все же специалист, агроном.

– Бывший! – Он поднял палец. – Я уж давно на пенсии – это во-первых. И во-вторых, я человек беспартийный, а значит, фигура ничтожная. К таким, как я, не прислушиваются, нет. Таких, если они вмешиваются не в свои дела, попросту гонят.

– Значит, вы пробовали вмешаться – и вас…

– Именно, – усмехнулся он. – Теперь вот спиваюсь помаленьку. – И тут же спросил: – А вы, позвольте поинтересоваться, член партии?

– Н-нет… – я развел руками, – еще не дозрел.

– Ну так и вы не вмешивайтесь. Не советую! А то ведь тоже – попрут…

– Но разве можно в данном случае молчать? И почему начальство не желает ничего слушать? Я не понимаю… Может, тут какой-нибудь заговор?

– Да никакого заговора нет, – сказал он устало. – Все гораздо проще. Никто не хочет лишних осложнений, понимаете? Время, в сущности, уже упущено, и переделывать что-либо поздно. Поэтому местные власти предпочитают не поднимать этого вопроса. Ведь тогда начнется скандал. Надо будет искать виновных. А виновных много. Почти все… Отсюда – и круговая порука.

– Но чем же это кончится?

– Не знаю… Зерно теперь нужно как можно быстрее вывозить, грузить в вагоны. А транспорта мало. С транспортом плохо. Так что все зависит от погоды.

– Ну а если дождь?

– Не дай бог! Зерно может загореться… Знаете, от чего оно горит? От сырости. Сваленное в кучу и намокшее, оно постепенно преет и разогревается. А потом, когда температура достигнет пятидесяти градусов, сразу же начинает обугливаться…

Старик умолк и опять поглядел в окошко. Виднеющийся за ним пейзаж теперь окрашен был по-другому. Мир словно бы поблек, потускнел. Ветер пригнал облака, и они нависли над городом, роняя скользящие тени. И там, где тени касались зерна, золотой его блеск угасал, цвет становился мутным, грязноватым.

– Только бы не дождь, – прошептал он, отводя глаза, – только не это! Если погода испортится, боюсь, нашим хлебушком попользуются одни птички.

– И русский мужичок, значит…

– Да. Опять подтянет кушак.

Глава 3

«От хлеба пахнет голодом»

То, чего боялся Семен Архипович, случилось довольно быстро. По степям поползли туманы, запахло сентябрьской сыростью. И небо заволокло свинцовой облачной мутью. И под этим низким, косматым, слезящимся небом по-прежнему лежал неприбранный, ничем не защищенный хлеб.

Кое-где зерно, правда, пробовали прикрыть от дождя брезентом. Но бессмысленность этой затеи была ясна даже такому профану, как я. Да и кроме того, брезента тоже не хватало.

И, обеспокоенный, я отправил в свою редакцию очерк, где описал, в сущности, то, что видел. Ответ не заставил себя ждать. И вот что значилось в письме, подписанном главным редактором:

«Не дури и занимайся тем, что велено. Твоя задача – воспевать победу! Учти: правительство уже принимает решение о награждении орденами руководителей Хакасии за освоение целинных земель. Так что любая критика сейчас неуместна. О неполадках поговорим потом… А пока что старайся побольше ездить и как можно романтичней писать. В твоем очерке, который пришлось зарубить, мне все же понравилось начало. А точнее – то самое место, где ты рассуждаешь о золоте, сравниваешь его с хлебом… Вот и развивай эту тему! И запомни: главное качество журналиста – умение ловить момент».

– Какой-то заколдованный круг, – сказал я, протягивая письмо агроному. – Такое ощущение, словно все происходит в бреду или во сне. Я ему толкую про одно, а он мне – про другое.

Все это время я ночевал у Семена Архиповича, и мы успели основательно подружиться. И теперь я сидел в избе его, в холостяцкой, неубранной горнице. Здесь было, во всяком случае, тепло, а на дворе – за окошком – дотлевал осенний вечер, висела пепельная пелена дождя.

– Я же ведь вас предупреждал, – проворчал старик, – не вмешивайтесь вы, ради бога, ни во что.

Я понимал, что совет вполне резонный. Но, с другой стороны, кто-то же должен поднять тревогу, ударить в набат, и ведь недаром же я журналист! И я решил написать еще одну статью. Но уже не в свою газету, а в московскую «Правду». Я так рассудил: «Советская Хакасия», пожалуй, никогда не осмелится критиковать местную власть. Ну а «Правда» – дело другое. Она в центре. Она надо