Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

первый и не в последний раз вторгаемся в образ мысли людей эпохи, до которой вроде бы и рукой подать, но на самом деле для нас, сегодняшних, это такой привет с Марса. Да-да, я опять про ту самую жуткую штуку – фракционность. На пленуме-то Шепилов искренне недоумевал – какая, к черту, фракционность, когда фактически все высшее руководство в открытую говорило о том, что Хрущев не годится для высших постов в государстве, потому что несет дичь (в словах и делах)? Но после пленума, когда за человеком закрываются одна за другой двери…

Он поверил!

Вот покаянное письмо, точнее – черновик такового, помеченный 27 августа 1957 года и еще словами – «Боткинская больница».

«Никита Сергеевич!»

Стоп, что же это? Разве так обращается рядовой гражданин и член партии к лидеру страны и той же партии? Что это за «Никита Сергеевич» такой, где здесь «уважаемый» и все прочее?

Но это, повторим в очередной раз, Шепилов еще не успел понять, что произошло. Он все еще разговаривает с равным себе. С товарищем по партии и руководству. И пишет ему:

«Уже 58 дней как я прикован к палате Боткинской больницы.

Я очень сожалею, что в день собрания в коллективе ЦК об итогах июньского Пленума я был увезен скорой помощью в больницу и не мог, как подобает коммунисту, выступить на этом собрании, а также что, в силу очередного и тяжелого обострения… я был лишен возможности сразу приступить к работе.

Что пережил и переживаю я за эти часы, дни и недели – можно понять без слов. Не приведи бог кому-либо испытать такое!»

К какой работе он должен приступать? Какое собрание коммунистов?

О работе мы еще скажем. Насчет собрания же – это были такие люди, члены КПСС. Им полагалось в подобных ситуациях прийти на собрание своей парторганизации и покаяться. Не мог член КПСС, после того как съезд или там пленум принимает какое-то решение, с ним не соглашаться и не «разделять». Тогда следовало сначала положить на стол партбилет. А это хуже, чем умереть (умереть, по крайней мере, можно было коммунистом). Член КПСС обязан признавать на этом и каждом последующем собрании, что был осужден правильно. Вот мы и читаем в письме Хрущеву:

«Несмотря на всю тяжесть понесенного наказания я глубоко осознал и безоговорочно принимаю и существо, и организационные меры, принятые Пленумом. И нет в моей душе на этот счет обид, так как только партия, наша великая ленинская партия, может воплощать высшую мудрость и высшую справедливость…»

Здесь – и далее – у нас будет часто возникать вопрос об искренности. Может, Шепилов боится, что с ним что-то сделают, и поэтому…

Но чего же ему бояться – решения пленумом уже приняты, дальше его направят на какую-то работу, и там он загладит вину. Уже все с ним сделали, хуже не будет.

Ну, это он в тот момент так думал – что впереди только тяжелый искупающий труд и больше никаких неприятностей. Но не будем забегать вперед. Мы – о том, что он мог бы и не писать, но писал, потому что искренне в тот момент так думал:

«Перебирая весь свой жизненный путь, я не могу не высказать следующего:…я не должен был быть в какой бы то ни было мере причастным к любой фракционности. Я не продумал и не оценил всех возможных последствий и всей опасности групповщины и логики фракционной борьбы. В этом моя тяжелая ошибка и в этом моя вина.

У меня, как и у всякого большевика, есть единственный путь жизни – вместе с партией, в ее рядах, пусть на рядовой работе, но только вместе с партией… И никакого другого пути нет и быть не может.

Я сделаю все, что должен сделать (и главное – доказать это трудом своим) коммунист, готовый честно и безоговорочно выполнять решения Пленума, решения ХХ съезда партии.

Д.Шепилов».

Далее же – какой-то попросту кафкианский изгиб стиля, который свидетельствует, в каком состоянии Шепилов в тот момент находился:

«P.S. Я созвонился с Вашим Секретариатом об отсылке письма 24. 8. Но очередной приступ болезни снова приковал меня к койке. Конечно, меня не может не тяготить мысль, что в такое нужное для работы время у меня с особой остротой проявились мои трудные и практически неизлечимые недуги. Но я постараюсь это преодолеть.

Сегодня передали по радио об успешном испытании нашей межконтинентальной баллистической ракеты. Какое великое дело сделано нашими учеными и военными для нашей Родины, для дела безопасности!

Д.Ш.»

Но это – смотри выше – только первый смысл слова «свалился», моральный. А второй вы, конечно, не могли не заметить.

58 дней в больнице? Приступ болезни?

История такая: как формулировала лечащий врач Шепилова в те дни (и его друг после этого на всю жизнь) Эмма Рыжова, в Боткинскую он попал в «состоянии крайне подавленном», с обострившейся язвой – и вот тут ему поставили новый диагноз. Вроде бы сам по себе не такой и страшный: камни в желчном пузыре.

В свои 52 года (речь о 1957-м) Дмитрий Шепилов выглядел и казался человеком непобедимого здоровья, способным работать без сна и выходных (так и работал). Однако язва у него была с 1928-го года, с его работы в Якутии или скорее в Смоленске (о последнем речь еще зайдет). Что еще было? Вот «медицинская» папка из его архива, выписка от 25.06.1938. Диагноз: 2-сторонн. дисс. туб. легких. Заключение – крайне нуждается в курортном лечении. (Больше этот самый «туб. легких» в его жизни не возникал.) И еще – с 4 сентября 1946 находился на излечении в Центральном клиническом санатории им. Фабрициуса в Сочи с диагнозом – миокардиодистрофия, невроз, утомление (в мемуарах об этом кратко упоминается: дико нервная обстановка борьбы за сталинское наследие, 41-летний Шепилов падает в коридоре без сознания, доработался).

Но, вроде бы, и все. Есть еще справка от какого-то года в 50-х (дата размыта) – обострение хронического маргинального периодонтита.

Хотя можно было бы заметить, что язва его беспокоила, он ее периодически подлечивал, в отпуск ездил в Карловы Вары или Железноводск. Но – это тогда было то ли нормой, то ли модой – отмахивался от болезней. И в целом, с учетом того, что всю войну провел на фронте (в том числе в качестве рядового ополченца), перед нами человек редкой силы и живучести.

Но любые силы когда-то кончаются. Вот справка из Клинической ордена Ленина больницы им. С.П.Боткина насчет того, что с 4