Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

только что вышвырнули из этой уважаемой структуры за раскольническую деятельность в другой структуре, то вам – в данной ситуации – одновременно становится негде жить. Ну, как в США, когда, теряя высокооплачиваемую работу, вы вынуждены вдобавок выселиться из дома, если еще не выплатили за него ипотеку.

Единственная квартира, которую Шепилов в своей жизни считал настоящим домом, была та самая – на Ленинском. Лучшие годы жизни. Победы, успехи, друзья.

В ответ – телеграмма президенту Академии Несмеянову от 26 августа:

«Письмом секретаря Академии мне предложено освободить занимаемую Москве квартиру тчк Сообщаю двтч решением ВТЭК Ленинского р-на г. Москвы 17 июня я переведен инвалидность второй группы тчк Связи инвалидностью с работы в Киргизии уволен тчк Квартиру гор Фрунзе давно сдал тчк Получаю пенсию в Ленинском районе Москвы зпт жена работает Москве тчк Нахожусь санаторном лечении Железноводске позже предстоит хирургическая операция Москве тчк Выезжать мне некуда и предложение в письме секретаря об освобождении квартиры считаю незаконным тчк Прошу телеграфировать санаторий должен ли я прервать лечение и выехать Москву для объяснений Шепилов».

Вдогон вторая его телеграмма, повторяющая первую – кроме формулировки: «Выселяться мне кроме как на улицу некуда тчк Прошу принять меры прекращения произвола и беззакония тчк».

Внизу пометка об адресе отправителя (помните, я сначала его не назвал): Железноводск, санаторий имени думаете кого или чего?

Двадцатого партсъезда!!! Десталинизация, новая прекрасная эпоха, Шепилов помогает на этом съезде Хрущеву писать «закрытый доклад»…

Дело, между прочим, было не только и не просто в выселении из квартиры. Из города тоже. Была такая штука, как прописка.

Представляю себе, как эту очередную телеграмму держали в руках телеграфисты. 31 августа, Кремль, Хрущеву (и копия некоему секретарю ЦК КПСС Брежневу, и еще Микояну): «Милиция лишила меня московской прописки тчк Одновременно Академия наук предложила мне срочно выселиться занимаемой мной в Москве квартиры в которой я и моя семья прожили 21 год тчк В конце марта будучи серьезно больным я через ЦК Киргизии обратился просьбой Вам разрешить мне течение года провести Москве назначенное консилиумом лечение и операцию тчк… Осенью предстоит тяжелая операция Московском хирургическом институте тчк Выселяться мне некуда кроме как на улицу тчк Прошу дать указание прекратить беззаконие в отношении меня Дмитрий Шепилов».

И думаете что? 2 сентября 1959 года Прокурор города Москвы, Государственный советник юстиции 2 класса Белкин Б.Ф., рассмотрев поступившие от Президиума Академии наук СССР материалы о выселении в административном порядке гр. Шепилова Д.Т., установил – то есть, извините, УСТАНОВИЛ: «что означенный направлен на постоянную работу в Киргизии и занимает там квартиру по ул. Дзержинского»! Но, несмотря на это, дважды уведомил Президента Академии о своем отказе освободить занимаемую им в Москве жилую площадь.

Прокурор, государственный советник юстиции по этому поводу предписывает провести выселение в административном порядке. Ленинскому райотделу милиции следует оказать Управлению делами АН СССР содействие в исполнении настоящего постановления.

Документы кончились. Дальше пошли воспоминания его друзей. Со мной дед об этой истории не говорил никогда. Но были люди чуть ближе ему, чем я, им он рассказывал, да некоторые и участвовали в процедуре. Да, пока не забыл: бабушка Марьяна была с ним в Железноводске, но в другом санатории (с гипертонией), ей тоже послали телеграмму, чтобы участвовала в выселении себя.

Итак, бывший академик, но все еще профессор и генерал-майор Шепилов приехал из Железноводска, где лечил язву и нервы, и увидел, как выбрасывают в коридор, на глазах понятых и милиции, вещи из квартиры и самое дорогое – книги. Его дочь – моя мама Виктория уговаривала соседей взять вещи на время. Некоторые проходили мимо, отводя глаза. Потом в заметках он отводящих глаза не упоминал, но записал, что «самое дорогое для меня – библиотеку – взяла семья академика Никитина. Остальные пожитки взяли на хранение семьи академиков Бруевича, Лазарева (Добровольская), Удальцова и другие».

Тамара Толчанова описала затем эту сцену – со слов деда. Она из немногих людей, которым он такие вещи рассказывал.

Вот он сидит на ступеньках лестницы и веревкой связывает книги. Более 7 тысяч томов, по большей части прочитанных, или по крайней мере корешки всех их он знал. И дальше, держа в руках эту веревку, он задумывается: она крепкая. Выдержит. Достаточно привязать ее к железному ограждению лестничной клетки над проемом…

И тут на плечи ложатся «крепкие, сильные руки» – то была уборщица на лестничной площадке.

Он, благодаря ей, остановился, выжил. Но после выселения деда месяцами мучили дикие головные боли, и еще бессонница (осталась на всю жизнь). Ему предстояли месяцы скитаний по Москве, по родным и друзьям.

Пока не забыл: у Марьяны была своя квартира, оставшаяся от ее мамы, той самой замечательной женщины, старой большевички. И, как вы уже догадались… Да, вместе с московской пропиской.

Но еще была дочь Виктория, ее муж – капитан Советской Армии, участник войны Евгений Косырев и, извините, я. И у нас тоже была квартира, страшная, но в центре, рядом с Арбатом. И, как вы опять же догадываетесь… Но в нашем случае выселения на улицу не случилось. Поселили на тогдашней окраине Москвы, у самого метро ВДНХ (дальше домов почти не было). До сих пор помню громадный овраг и церковь над ним, оптимистический запах свежего бетона: растет хрущевская Москва!

Про то, почему мы туда переселились, мне, четырехлетнему, никто, конечно, не рассказывал.

Да, и немалая часть книг той самой библиотеки пошла к нам домой. Кем бы я стал, если бы не они? Так что остается благодарить партию и правительство…

Наконец свободен?

Интересно, когда Дмитрий Шепилов избавился от иллюзий насчет своей «вины перед партией» и в целом по поводу смысла происходящего с ним? Ну, только не в 1959 году. Потому что тогда он еще пишет очередное письмо Хрущеву. Правда, на нем стоит пометка – «не отправл», там также есть стилистические неряшливости, которые Шепилов обычно потом исправлял. Точная дата отсутствует, хотя ясно, после чего он взялся за перо.

«Первому секретарю ЦК КПСС т. Хрущеву Н.С.

Будучи на лечении в санатории, я получил ультимативное предписание в несколько дней освободить мою московскую квартиру…

Дело, конечно, не в квартире и имуществе, а в морально-политической стороне вопроса. Если человек, гражданин Советского общества, бывший… (тут Шепилов перечисляет все свои былые должности), без каких-либо оснований выбрасывается на улицу – в самом этом факте раскрывается какая-то страшная сущность, во что не хочется верить и рассудок отказывается понять происходящее…

…Один удар обрушивается