Сто страниц чистой мысли - Сергей Эдуардович Цветков

Эти отношения власти-подданных вносят в начала нашей государственности нравственный элемент. Государственный механизм у нас не способен функционировать полностью «бездушно», игнорируя человеческие качества чиновника, правителя (Кафка всё же не смог бы вырасти на нашей почве, даже на советской). Учреждения у нас отнюдь не нивелировали личность (во всяком случае, полностью), последняя всегда так или иначе приноравливала их к себе. Скорее наоборот, личность в государственных учреждениях у нас сильно выпячивалась. Поэтому прав Карамзин: 80 дельных губернаторов для нас ценнее 80 тысяч умных законов и институтов.

В сущности, это вселяет оптимизм, ибо не даёт угаснуть вере в человека.

Отношение русских к власти

Джон Стейнбек «Русский дневник», 1947 г.:

«Нам кажется, что одним из самых глубоких различий между русскими и американцами является отношение к своим правительствам. Русских учат, воспитывают и поощряют в том, чтобы они верили, что их правительство хорошее, что оно во всём безупречно, что их обязанность ― помогать ему двигаться вперёд и поддерживать во всех отношениях. В отличие от них американцы и британцы остро чувствуют, что любое правительство в какой-то мере опасно, что правительство должно играть в обществе как можно меньшую роль и что любое усиление власти правительства ― плохо, что за существующим правительством надо постоянно следить, следить и критиковать, чтобы оно всегда было деятельным и решительным».

Это происходит от того, что русский взгляд на общество – органичен, т. е. государство уподобляется организму, где у каждого органа – свои функции, и все работает только вместе. Этот взгляд просматривается ещё со времён Древней Руси. Вещий Боян: «Тяжко голове без плеч, беда и телу без головы» – это о князе и народе.

Русскому честность даётся с трудом?

«Русский человек может быть святым, но не может быть честным», – однажды написал К. Леонтьев.

Мысль, конечно, предельно заострена, но поди поспорь…

Действительно, многие наши соотечественники, которые так или иначе погрели руки на народном, государственном или ином добре, в жизни – весьма симпатичные люди и даже способны на подвиг и на высокий полет духа. За примерами далеко ходить не нужно. «Отец русской историографии» В.Н. Татищев убеждал Петра I, что судье взятки брать, конечно, зазорно, а вот подарки за справедливое решение дела – нет, и сам, похоже, следовал этому правилу. Гениальный поэт Е. Боратынский в период офицерской молодости грабанул полковую кассу. Возмущённый император Николай I как-то в разговоре с наследником престола (будущим царём Александром II) заметил: «Сашка! Мне кажется, что во всей России не воруем только ты да я». Или взять так называемое «трофейное дело» маршала Жукова (июнь 1946 г.), согласно материалам которого Победа обогатила ее «творца» 80 с лишком ящиками старинной мебели, 17 золотыми и 3 с драгоценными камнями часами, 15 золотыми кулонами, свыше 4000 метрами ткани, 323 меховыми шкурками, 44 коврами и гобеленами, вывезенными из дворцов Германии, 55 картинами, 55 ящиками посуды, 20 охотничьими ружьями и т. д.

Можно вспомнить также знаменитых советских «несунов» и т.д.

О современности вы всё и сами знаете.

Иногда кажется, что для «спасения» России нужно немногое – два-три поколения честных людей.

День русофобии

Появление термина русофобия датируется 20 сентября 1867 года.

В этот день великий русский поэт и дипломат Ф.И. Тютчев в письме на французском языке к своей старшей дочери Анне, бывшей замужем за И.С. Аксаковым, высказал мысль о необходимости написания статьи, в которой «следовало бы рассмотреть современное явление, приобретающее все более патологический характер. Речь идёт о русофобии некоторых русских – причем весьма почитаемых… Раньше они говорили нам, и они, действительно, так считали, что в России им ненавистно бесправие, отсутствие свободы печати и т. д., и т. п., что потому именно они так нежно любят Европу, что она, бесспорно, обладает всем тем, чего нет в России. А что мы видим ныне? По мере того, как Россия, добиваясь большей свободы, всё более самоутверждается, нелюбовь к ней этих господ только усиливается. И напротив, мы видим, что никакие нарушения в области правосудия, нравственности и даже цивилизации, которые допускаются в Европе, нисколько не уменьшили пристрастия к ней. Словом, в явлении, которое я имею в виду, о принципах как таковых не может быть и речи, здесь действуют только инстинкты, и именно в природе этих инстинктов и следовало бы разобраться».

Под весьма почитаемыми русскими Тютчев имел в виду Тургенева и его знаменитый разговор с Достоевским.

В известном письме к А. Н. Майкову 16 (ст. ст) августа 1867 года Достоевский рассказывает о своём житье-бытье в Германии, в Дрездене, и между прочим пишет:

«В Германии столкнулся с одним русским, который живёт за границей постоянно, в Россию ездит каждый год недели на три получить доход и возвращается опять в Германию, где у него жена и дети, все онемечились.

Между прочим, спросил его: «Для чего, собственно, он экспатриировался?» Он буквально (и с раздраженною наглостию) отвечал: «Здесь цивилизация, а у нас варварство. Кроме того, здесь нет народностей; я ехал в вагоне вчера и разобрать не мог француза от англичанина и от немца… Цивилизация должна сравнять всё, и мы тогда только будем счастливы, когда забудем, что мы русские и всякий будет походить на всех».

Разговор этот я передаю буквально. Человек этот принадлежит к молодым прогрессистам, впрочем, кажется, держит себя от всех в стороне. В каких-то шпицев, ворчливых и брезгливых, они за границей обращаются».

Затем Достоевский переехал в Баден, где встретился с Тургеневым. Это было время, когда тургеневский роман «Дым», что называется, провалился в России. Общественность ругала писателя, даже хотели лишить его дворянства.

Достоевский искренно признается, что книга „Дым“ раздражила своей основной идеей: «он [Тургенев] сам говорил мне, что главная мысль, основная точка его книги, состоит в фразе: „Если бы провалилась Россия, то не было бы никакого ни убытка, ни волнения в человечестве". Он объявил мне, что это его основное убеждение о России». (Эта «главная мысль» вложена в романе в уста Потугина. – С. Ц.)

«Ругал он Россию и русских безобразно, ужасно, – пишет далее Достоевский. – Но вот что я заметил: все эти либералишки и прогрессисты, преимущественно школы ещё Белинского, ругать Россию находят первым своим удовольствием и удовлетворением. Разница в том, что последователи Чернышевского просто ругают Россию и откровенно желают ей провалиться (преимущественно провалиться!). Эти же, отпрыски Белинского, прибавляют, что они любят Россию. А между тем не только всё, что есть