Тачанка для зеброида - Камело Пард

…Тем не менее народная молва им это приписала. В №2 журнала «Крокодил» за 1939 г. опубликован фельетон Алексея Колосова «Голубой бычок», судя по всему, основывающийся на реальном событии. Событие же было таково: администрация передвижного зверинца, потерявшая во время перевозки на осеннюю выставку молодую антилопу гну (лошади понесли, и телега с клеткой перевернулась: привычные проблемы гужевого транспорта, от них не избавиться, даже окажись в упряжке зеброид или канна), весной вчинила судебный иск колхозу, возле которого произошла авария, утверждая, что колхозники эту антилопу поймали, присвоили и погубили ненадлежащим уходом. Колхозники же резонно возражали, объясняя, что антилопу они не «присвоили», а подобрали, и не погубили, но выходили (с последним пришлось согласиться: юный гну был тут же предъявлен – живой, холеный, изрядно подросший за зиму в теплом телятнике). Сама же ситуация выглядела так: к телячьему стаду прибился какой-то странный «голубой бычок» – и пастух, сразу заметивший его необычность, решил, что этого «бычка» следует вырастить и использовать для создания новой породы. На вопрос председателя суда «Как же вы, опытный человек, пастух, не могли отличить бычка от антилопы?» он ответил, что лет пятнадцать назад не поверил бы, но сейчас сельскохозяйственная наука «всего может сделать, не то что голубого бычка, а все, что хочешь» и мы, мол «растим колхозу радость, золотой опыт делаем». Другой же работник колхоза добавил: «Мичурин побольше нас терпел, а своего добился»…

Даже при таких обстоятельствах дело могло окончиться совсем не весело, но в данном конкретном случае претензии были сняты и никто не пострадал: ни молодая антилопа, ни администрация зверинца, ни работники колхоза – а на губах судей и прокурора появилась «мягкая светлая улыбка».

Представления колхозников о всемогуществе советской науки, безусловно, родились во время, когда в Аскании шли работы по созданию гибридов, но в формуле «Мичурин терпел и нам велел» уже слышится зловещий отзвук побеждающей лысенковщины. Сама же публикация датируется январем 1939 г., а побег антилопы, судя по всему, имел место в октябре 1937. Годы, как видим, самые что ни на есть улыбчивые…

«Голубой бычок» – значит, гну был не белохвостый и черношерстный Connochaetes gnou, но голубой Connochaetes taurinus. А другое название C. taurinus – полосатый гну…

Могла ли эта история породить «информационный шум», отголоски которого вспомнились работнику Аскании через тридцать лет?

Как бы там ни было, ясно одно: наш советский научный сотрудник, продемонстрировавший нашим советским школьникам «зеброкорову», по каким-то причинам решил их разыграть. Шутка, впрочем, получилась довольно странная.

Этот случай может послужить предостережением и читателям, слишком увлекающимся поиском тайн: мы, конечно, имеем право не верить официально опубликованным документам – но опровергающим их слухам верить тоже следует с оглядкой. Почему-то для большинства скептиков этот подход непривычен. Но вот живой пример: не просто слух, а сообщение очевидца, подкрепленное описанием и ссылкой на авторитетный (для юного пионера) источник… Однако этот «источник», как выясняется, то ли пошутил, то ли умышленно солгал экскурсантам, причем без видимой пользы для себя, просто «из любви к искусству».

А произошло это за считанные годы до того, как у Стругацких созрел замысел «Парня из преисподней». Если кто-то из братьев бывал в Аскании, если тот «шутник» еще продолжал водить экскурсии, если он разыгрывал и взрослых туристов тоже – то вполне можно допустить, что фигура «зеброкоровы» повлияла на образ зеброжирафа…

Продолжим перечень «невозможностей», регулярно приписываемых Аскании. В популярных изданиях иногда приходится читать, будто все тот же И.И.Иванов (на его счету, кроме зеброидов, еще и создание первых зубробизонов – плюс великое множество чисто сельскохозяйственных скрещиваний) ухитрился создать гибрид быка и оленухи, а также быка и серны. Это почти столь же нелепо, как зеброкорова, но тем не менее оленебыки и сернобыки в довоенных асканийских публикациях фигурируют часто. Вот только это не гибриды. Оленебык – устаревшее обиходное название все той же канны, сернобык – орикса.

Эпизодически в официальные отчеты довоенной поры попадали и еще кое-какие «виртуальные» гибриды: козобараны, зайцекролики… Никто из них, даже существуй они в действительности (козобаранов, кстати, создать удалось – но через многие десятилетия и отнюдь не в Аскании), не имел стратегического, да хоть бы и тактического, военного значения. Но ведь Аскания-Нова все-таки работала не только на нужды армии.

А вот один из несостоявшихся гибридов, который как раз мог бы поработать «на оборону», все же назовем. Это помесь между обычным почтовым голубем и диким вяхирем. Ее пытались получить честно, без подтасовок – и не преуспели, о чем отчитались опять-таки честно. Бывало и такое, даже в самые лысенковские годы.

Если бы преуспели, то птица получилась бы более высокоскоростной, дальнелетной и крупной, чем обычные почтари. Цеплять на голубей автоматические фотокамеры, превращая птиц в своеобразный аналог разведывательного беспилотника, начали очень давно: во время даже не Второй, но Первой мировой войны.

(Тут как раз уместно вспомнить, что в III рейхе появились разработки, которые в случае успеха позволили бы использовать в качестве носителя «голубя-беспилотника» служебную собаку: проект, отчасти аналогичный советским планам насчет «собак-миноносцев». На бока овчаркам крепили контейнеры с голубями, навьюченными фотокамерами, причем собак обучали дергать зубами за рычажки, открывающие крышки контейнеров. Предполагалось самостоятельно пускать собак через линию не сплошной вражеской обороны – отсутствие сплошной, по мнению разработчиков, должен был обеспечить блицкриг! – чтобы те там выпускали голубей и возвращались порознь, причем голуби фотографировали вражеские позиции. Но, конечно, выяснилось, что «в автономном режиме» собаки столь сложные задания не выполняют… В паре с разведчиком-кинологом они как вспомогательные голубеносцы действительно работали, в том числе и на нашем фронте; однако ведь сама суть замысла заключалась в том, чтобы переложить весь риск на пернатых и четвероногих, исключив участие человека!)

Для стандартного голубя самые компактные из тогдашних камер были грузом в общем-то подъемным, но те, которые имели неплохую оптику, уверенно работающую автоматику и минимально достаточный запас пленки, – оказывались хотя и подъемными, но буквально на самом пределе. В военно-полевых условиях их вес старались не выводить за пределы 70 г, при этом запас пленки был поистине минимальным (голубь ведь не выбирает наиболее перспективные для съемки объекты, так что приходится полагаться на случайность), дистанция полета не более 100 км в хорошую погоду (а обученному голубю-почтарю и в прескверную погоду свыше 500 км бывает по силам), высота же опасно невелика