Огонь. Она не твоя.... - Весела Костадинова

черкая дорогим пером в блокноте. — И это меня напрягает куда больше, чем если бы он действовал. Уже неделя прошла с тех пор, как мы сбежали, а от него — ни слуху, ни духу. Даже матери — ни слова. Абсолютная тишина. Я, между прочим, уже успела здесь документы в опеку подать, и всё пока идёт гладко. И это тоже, знаешь ли, пугает…

Снова воцарилась тишина, на этот раз напряжённая, почти звенящая. Виктор медленно снял очки, протёр стёкла, затем надел обратно и, прищурившись, сказал ровным, деловым голосом:

— Я правильно понимаю, что вариант “он сдался” никто здесь даже теоретически не рассматривает?

В ответ — два молчаливых, но весьма выразительных взгляда. Один — сдержанный, напряжённый, другой — полный ироничного сарказма и негласного “ты серьёзно?”.

— Доходчиво, — кивнул Виктор. — Альбина Григорьевна, вам бы камеры в квартиру поставить. С нормальной системой удалённого доступа, тревожными уведомлениями и архивом. Если “оно” такое, как вы описываете, сюрпризы могут быть очень… разноформатными.

— Согласен, — тут же поддержал Дмитрий. — Не в стиле Ярослава оставить все на самотек. Я максимально почищу все, что смогу, Аль. А ты…. Начинай контактировать с Настей. Потому что, если на суде девочка скажет, что ты — стерва, это будет полное фиаско, мать.

Альбина устало закрыла глаза, понимая, что оба мужчины правы, будь они оба неладны!

14

Маленькая, узкая ладошка почти утонула в её руке — холодная, чуть влажная от напряжения, но сжимающая пальцы Альбины с неожиданной силой. Не держалась — вцепилась, будто цеплялась за последний оставшийся в этом шумном, пугающем мире якорь. Альбина скосила взгляд в сторону и посмотрела на Настю, шагавшую рядом — молча, чуть пригнув голову, прижав к груди свою неизменную ободранную белку.

Погода, словно пытаясь загладить вину за свою затянувшуюся, злую весну, неожиданно расщедрилась на солнце и лёгкий, ласковый ветерок. Тот играл в рыжих прядях Альбины, трепал кудряшки Насти, щекотал кожу, разгоняя усталость. Воздух был прозрачен, свеж и напоминал о том, что жизнь, вопреки всему, продолжается. Но внутри Альбины всё бушевало — день выдался тяжёлым, вечер не предвещал ничего хорошего, и единственное, чего ей хотелось, — это закрыть за собой дверь квартиры, включить кофе-машину и провалиться в тишину.

Однако что-то — едва уловимое, нерациональное, сродни импульсу, который не поддаётся логике, — заставило её изменить маршрут. Вместо того чтобы свернуть в сторону дома, как подсказывали и навигатор, и здравый смысл, она резко повернула руль, с глухим вдохом выруливая на боковую улицу и спустя несколько минут припарковалась у кованой ограды дендропарка. На удивление — не в духе самой себя — она молча открыла дверь, обошла машину и, склонившись к девочке, протянула руку.

Настя посмотрела на неё снизу вверх, будто не веря. А потом молча вложила свою ладонь — маленькую и цепкую, в её

— Пошли, — тихо сказала Альбина, и не дожидаясь ответа, повела вперёд, в парк, где шумели молодые кроны деревьев, блестели капли на скамейках и пахло свежестью.

Настя шла за теткой, хлопая большими карими глазами. Она шагала чуть боком, краем глаза следя за лицом женщины, у которой всё ещё боялась спросить слишком много.

— Здесь есть утки, — сказала Альбина, снижая темп шагов, чтобы не торопить ребёнка, — знаешь, целая семья. Вон там, у озера. Любишь птиц?

Настя не ответила сразу. Она кивнула — крохотное, едва заметное движение подбородка. Губы дрогнули, будто хотели сказать больше, но слов не нашлось. Вместо этого девочка сильнее прижала к себе вязаную белку и повернула голову в сторону, где через деревья уже проглядывала водная гладь, покрытая лёгкой рябью от ветерка.

— А ты? — вдруг спросила она, почти шёпотом, глядя на уток, но имея в виду совсем другое. — Ты любишь?

Альбина помолчала минуту.

— Я давно здесь не была, — ответила она, наконец. — Но, когда была маленькой — любила животных. Твой дед… — она заметила, как вздрогнула девочка, вжимая голову в плечи, — другой, не Ярослав, он уже умер…. Был ветеринаром. Знаешь, что это?

Настя кивнула, чуть расслабляясь.

— Я помогала ему, — глухо продолжала Альбина. — Лечила, ухаживала… овцы, коровы, поросята. Кошек и собак тоже к нему приносили, если что…. Один раз принесли олененка…

Девочка подняла на нее глаза.

— Настоящего?

— Да. Охотники в лесу мать убили, а лесник нашел и принес. Мы с папой его выходили, а потом его увезли в заповедник, — Альбина вздохнула, возвращаясь мыслями на много лет назад.

Они медленно шли вдоль пруда, любуясь бликами солнца на воде.

— А как звали твоего папу? — тихо спросила Настя.

— Мама тебе не говорила? — удивилась Альбина.

Девочка снова опустила голову и отрицательно покачала головой. Женщина откровенно нахмурилась.

— Григорием. Мое отчество — Григорьевна, как и у твоей мамы, должна была догадаться, — она недовольно хмыкнула, хмуро глядя на девочку. — Твое — Артуровна, значит папу звали…

— Артур? — неловко спросила Настя.

Альбина молча кивнула, недоумевая про себя. Они снова медленно двинулись вдоль пруда.

— Почему ты боишься Ярослава? — внезапно спросила женщина, вспомнив реакцию девочки на упоминание деда.

— Он злой… — едва слышно прошептала Настя. — Он очень злой….

Альбина вдруг остановилась как вкопанная, пораженная этими словами.

— Настя, — она обернулась к племяннице и впервые назвала ее коротким именем. — Тебе мама так про него сказала?

Настя вздрогнула и сжалась в комочек.

— Мама его боялась… кричала….

— Кричала…. На кого? — очень осторожно спросила Альбина.

— На меня…. — Настя прикрыла глазки. — Говорила… много плохих слов….

— Стоп, — Альбина прикусила губы. — Давай ка разбираться. Ты его самого видела?

Настя медленно кивнула, в глаза задрожали слезы, губы сами собой стали кривится в жалкой гримаске.

— Он… он приезжал к вам? Или….

Новый кивок и откровенная дрожь. Глаза Насти расширились в страхе.

Альбина почувствовала, что земля у нее под ногами шатается.

— Постой. То есть мама ходила к нему? Так?

Слезы полились по щекам девочки. Маленькое тельце затряслось в плаче.

— Да е-мое! — в сердцах выругалась Альбина, понимая, что больше ничего от племянницы не добьется. А мысли путались. Картинка, еще пол часа назад целостная и понятная, разбилась на мелкие осколки. Девочка знала Ярослава, не просто знала — боялась. И зачем-то Эльвира ходила к нему, но Анна или умолчала об этом или не знала сама.

Альбине и самой захотелось заорать. Тряхнуть Настю как следуют, вытащить из нее правду. С трудом сдерживая головокружение, она заставила себя успокоиться.

Положила руку на плечо племянницы и чуть сжала ее.

— Хочешь мороженого? — не зная, как еще успокоить ребенка, беспомощно спросила она. А потом достала влажную салфетку и стала