Мозг обычного убийцы. Как хорошие люди становятся монстрами - Даниэль Загури

провожу экспертизы, я наблюдаю наличие или отсутствие эволюции в состоянии исследуемого, когда посещаю его с интервалом в несколько месяцев. Иногда ко мне обращаются за консультацией или советом молодые психиатры или психологи, работающие в тюрьмах. Меня спрашивают. Я расспрашиваю их. Вместе мы пытаемся лучше разобраться в каждом конкретном случае, как лучше понять, чтобы лучше действовать. Итоговый отчет миссии «Дезиндоктринация, дезинтеграция и реинтеграция джихадистов во Франции и Европе», подготовленный сенаторами Эстер Бенбасса и Катрин Трендле[43], хорошо отражает «рабочее пространство», которое представляет собой проблему этой дерадикализации, которую, несомненно, следовало бы назвать иначе, чтобы избежать ловушки обманчиво резонансных «слов-фетишей». Разъединение? Дезиндоктринация? Повторная индивидуализация? Повторная автономизация? Повторная индивидуализация? Повторная субъективация? Следует ли отдавать предпочтение движению ослабления или процессу усиления? Идеальным словом, несомненно, было бы то, которое сумело бы описать процесс и этапы, позволяющие перейти от одного к другому и вернуться к отдельной психической жизни. Существует ли оно вообще?

В промежуточном сенатском отчете содержится критическая информация о ранних ошибках и об опыте, который кажется многообещающим. Во Франции, при определении проблемы, которую представляет собой современная форма терроризма, хотя никто не может с уверенностью утверждать, что у него есть какая-либо определенность, мне все же кажется очевидным ряд общих принципов. Впрочем, большая часть из них указана в сенатском отчете.

Абсолютно необходимо запретить любые группировки, будь то в тюрьмах или в специальных центрах. Самые проповедующие и активно привлекающие новых последователей, самые фанатичные и самые жестокие, самые способные маскироваться должны быть изолированы. Для них любая попытка взять на себя управление априори будет выглядеть тщетной и даже контрпродуктивной, во всяком случае для тех, кто будет иллюзорно рисковать этим.

Давайте возьмем пример из другой области, к тому же довольно близкой. Когда, к примеру, в Соединенных Штатах были проведены эксперименты с реабилитационными и терапевтическими программами, с группами психопатически неуравновешенных людей, выяснилось, что в группе, проходившей дорогостоящую программу, было больше рецидивистов, чем в контрольной группе, которой не было предложено никакого специального лечения. Это не так сложно понять. Перефразируя песню: «Когда психопат встречает психопата, что они рассказывают друг другу…» Они обмениваются своими гибельными ноу-хау и вступают в соревнование по мастерству и дерзости. Когда один закоренелый преступник встречает другого, «что они рассказывают друг другу», если не истории закоренелых преступников… Нужно быть очень наивным, чтобы поверить, будто они собираются убедить друг друга вступить на праведный путь. А когда закоренелый преступник встречает «последователя», он, скорее всего, обостряет у того жажду признания и одобрения.

Мы сделаем первый шаг в решении поставленной перед нами задачи не путем создания центров и назначения в них гипотетических специалистов по «дерадикализации», а путем создания многогранных и междисциплинарных механизмов, рассматривая каждый случай как отдельный, предварительно выявив тех, кому это не пойдет на пользу. Государство и администрации должны отказаться от своих централизующих побуждений и уважать становление опыта департаментов или регионов, связанного с работой междисциплинарных комиссий, осуществляя лишь координацию их работы.

Также следует подчеркнуть всю важность «сделанного по мерке». То, что хорошо для одного, может оказаться катастрофическим для другого. То, что нецелесообразно в какой-то момент пути, возможно, будет рекомендовано после определенного периода эволюции. Столкнувшись с настоятельной необходимостью разумного коллективного ответа, почти утешительно заново открыть для себя то, что знают все психиатры, ежедневно испытывая на себе подавляющее бремя унифицирующей бюрократии. В эпоху тирании протоколов, процедур, программ, руководств по надлежащей практике и рекомендаций, когда нас засыпают нереалистичными предписаниями, несовместимыми с человеческими механизмами заботы, бессмысленность однозначной модели поведения проявляется во всей полноте. Именно междисциплинарная система должна корректировать поведение, которого следует придерживаться, в соответствии с эволюцией каждого.

Вызывает большой страх, что государство поддается панике, узнав о частоте психологических расстройств у лиц, совершивших нападения. Мимикрия, подражание и глобализованная «преступная мода» одновременно оказывают влияние, предлагая убийственный способ самовыражения целому ряду субъектов с психическими расстройствами. Как это часто бывает, государство обращается к психиатрии в срочном порядке, не зная о реальном положении дел, о связи между психическими заболеваниями и терроризмом и о крайне контрпродуктивном характере некоторых мер. Если бы больничное начальство отказалось выписывать из больницы всех, кто допускает бредовые высказывания в период декомпенсации, средство оказалось бы даже хуже, чем просто вредным: оно усилило бы преступные наклонности. Если бы испуганные психиатры, находясь под давлением окружающей среды, стали сообщать о малейших изменениях в поведении своих пациентов, это бы означало конец психиатрического ухода и реабилитации, дополнительный фактор риска как раз для тех, кто подпадает под его действие.

Убеждать широкую общественность в том, что психиатры могли бы позволить спасти человеческие жизни, но они не делают этого из-за какого-то фетишизированного соблюдения врачебной тайны, является обманом и подтасовкой. Уголовный кодекс освобождает нас от врачебной тайны при подозрении на совершенное преступление. Мне случалось делать это или давать советы тем, кто у меня консультировался. Я думаю о подростке, в отношении которого на карту была поставлена забота об обществе и в такой же мере – забота о его личности и его будущем.

Слово «междисциплинарность» чаще упоминается как какое-то заклинание, чем по-настоящему реализуется. Соперничество компаний, ссоры представителей различных школ, разнообразие практик, профессиональных культур, обязанностей и уставов в каждом конкретном месте сводят на нет то, что провозглашается в качестве общего принципа. Вне зависимости от того, называются они руководящими комитетами или контрольными подразделениями, они, бесспорно, объединяют усилия судей, сотрудников администрации тюрем, делегатов от пенитенциарной Службы по вопросам интеграции, а также испытательных сроков, Службы юридической защиты молодежи, педагогов, психиатров и психологов. Такая коллективная борьба заслуживает объединения всех сил, а не нелепой «войны корпораций». Я бы сравнил это с войной эгоистов. С распространением обсуждений экстремизма в средствах массовой информации мы стали свидетелями состязаний в нарциссизме, искусственных противоречий – я даже не упоминаю здесь о популизме, конформизме и поиске выгоды, – когда государство, расписавшись в своем бессилии, обращается за помощью к специалистам, иногда самозваным.

Некоторые разногласия, которые считаются неодолимыми, могут быть лишь аспектами сложного явления на разных уровнях геополитического, социологического или психологического анализа.

Мы не разрушаем веру, бросаясь на нее в лобовую атаку. Если обличитель или «миссионер» привлекает совершенно разных людей своей харизмой, аурой, способностями или порочностью, используя в своих целях их слабые места и ожидания, как насчет «дерадикализатора», своего рода гуру наоборот – немного похожего на гуру, но все же служащего благому делу? Следует отказаться от наивного образа представителя рационализма или того, кто сведет на нет работу вербовщика, используя свою силу убеждения, харизму или силу своих аргументов. Верить в подобное было бы