«Золотой век» социализма: Советский союз и мир. 1964-1982 - Фёдор Леонидович Синицын

В эту деятельность был вовлечен, в частности, Институт философии АН СССР, в отчетах которого с 1969 г. появилась тема «Проблемы марксистской философии за рубежом». Критика «ревизионизма» и «оппортунизма» в соцстранах шла так же с опорой на «ленинские идеи»[493].

Ответ на вызовы включал в себя объявление «несоветских» социально-экономических моделей, разработанных в соцстранах и компартиями капстран, «негодными». Как заявил Р.И. Косолапов, возможна «либо единственная научная модель социализма, представленная в трудах Маркса, Энгельса, Ленина, в документах международного коммунистического движения, либо множество “моделей”, предлагаемых оппортунистами»[494].

Идеологи еще раз подтвердили недопустимость антисоветских демаршей со стороны соцтран. До событий «Пражской весны» наибольшую тревогу у руководства СССР вызывала Румыния. В марте 1967 г. Л.И. Брежнев в своих рабочих записях отметил недопустимость повторения «румынского прецедента» (имелись в виду заявления Румынии о независимости ее политики от СССР и другие проявления «фронды»). Он считал, что «надо… навести порядок в странах демократии», однако при этом подчеркивал необходимость консультаций с ними по всем вопросам[495]. Таким образом, изначально Брежнев выступал не за «волюнтаризм», а за «демократичные» пути убеждения соцстран в правоте советской идеологии и внешнеполитической позиции.

Однако затем, когда началась «Пражская весна», «чехословацкий вызов» был признан настолько опасным, что власти СССР решили пойти на силовое решение вопроса, хотя и в рамках согласований с другими странами «соцлагеря», а также консультаций с самим чехословацким руководством (так, в конце июля 1968 г. в словацком городе Чиерне-над-Тисой была проведена трехдневная встреча Политбюро ЦК КПСС и Политбюро ЦК КПЧ). Как известно, в августе 1968 г. в Чехословакию были введены войска стран — участниц Варшавского договора во главе с СССР, и затем была произведена смена руководства страны, что повлекло ее отход от политики реформ. Л.И. Брежнев обозначил подавление «Пражской весны» как идеологическую, «политическую акцию» по «защите ленинизма»[496], в чем опять видна отсылка к авторитету В.И. Ленина.

Чехословацкие реформы были расценены в СССР и большинстве других стран «соцлагеря» как «мирный переход от социализма к неокапитализму». В «советском блоке» считали, что произошел не только «отход Компартии Чехословакии от принципов марксизма-ленинизма», но и превращение ее «в партию социал-демократического типа»[497]. В июле 1968 г. в адрес КПЧ было направлено письмо от имени компартий пяти соцстран, в котором провозглашался примат «социалистического интернационализма» над чехословацкими поисками национальных путей строительства социализма[498]. Идеи чехословацких реформистов продолжали жестко критиковать и после подавления «Пражской весны» — так, на заседании ученого совета Института философии в феврале 1970 г. М.С. Савин в качестве примера «ревизионистских и правооппортунистических взглядов» привел «идеи децентрализации или рыночного социализма» О. Шика (экономист, который был премьер-министром Чехословакии в период «Пражской весны», а затем эмигрировал на Запад). П.Н. Федосеев писал, что такие теории ведут «к подрыву планомерного развития социалистической экономики»[499].

Несмотря на потепление отношений с Югославией и появление благожелательных публикаций о ее «модели», «внутренние» негативные оценки последней в СССР остались неизменными. Так, в 1966 г. советский посол в Чехословакии С.В. Червоненко в докладе в Москву сделал акцент на том, что экономическая система этой страны развивается в «нормальном» ключе, «не допуская сползания на путь югославского самоуправления». В 1969 г. Л.И. Брежнев на совещании в ЦК КПСС заявил, что «югославская модель» — «это целая проблема», так как недопустимо, что «каждая партия выбирает себе форму», вводит «свободно-рыночные отношения», к тому же при этом не проводит «никакой коллективизации» и других «социалистических» мер. Он задал риторический вопрос: «Что это — социализм?»[500]

На заседании ученого совета Института философии АН СССР в феврале 1970 г. было заявлено, что «отрицание плановых начал… привело к большим затруднениям в экономике Югославии». В докладе Института экономики мировой социалистической системы (ИЭМСС), изданном в том же году, указывалось на «чрезмерно широкое допущение» в югославской экономике товарно-денежных отношений, а также на «отход от принципов социалистического строительства, применяющихся в других братских странах», причем «многие из этих форм и методов оказываются неэффективными и в условиях самой югославской действительности»[501].

Следует отметить, что советские ученые признавали некоторые достижения «югославской модели». Так, в исследовании «О югославской концепции самоуправления и ее осуществлении на практике», подготовленном ИЭМСС в 1970 г., было указано, что югославская «система… несомненно содержит элементы, способствующие активизации трудящихся, мобилизации их на выполнение задач социалистического строительства, демократизации общественных отношений». В связи с этим эксперты считали «полезным более глубокое изучение положительного опыта в этой области»[502].

Советские ученые предлагали противодействовать «югославской модели» не прямолинейно, а так, чтобы «не отвергать саму идею самоуправления как один из возможных путей привлечения масс к широкому участию в общественно-политической и экономической жизни социалистического общества. Вместо того, чтобы отрицать всякие положительные моменты в югославской системе самоуправления и провозглашать ее в целом противоречащей интересам социализма, как это иногда делается в нашей печати, следовало бы нашу критику сосредоточить на конкретных отрицательных последствиях излишней децентрализации управления и чрезмерного допущения товарно-денежных отношений».

По аналогии с воспринятой у Чехословакии и ГДР концепцией «развитого социализма», предлагалось «перехватить» югославские идеологические веяния, так как «нецелесообразно по принципиальным соображениям отдавать югославскому руководству на откуп идеи самоуправления, занимающие, как известно, определенное место в марксистско-ленинской теории и завоевывающие все большее признание как в странах мировой социалистической системы, так и за ее пределами»[503]. Ученые предлагали в советской пропаганде «проводить мысль о том, что идеи самоуправления не должны считаться югославской монополией», так как «проводимые в Советском Союзе и других социалистических странах глубокие преобразования в области управления народным хозяйством, в общественной и политической жизни сопровождаются более широким и активным привлечением трудящихся к участию в управлении хозяйственными, государственными и общественными делами», что является характеристикой «развитого социалистического общества»[504].

В итоге советские СМИ все равно продолжали критиковать югославскую экономическую модель, систему рабочего самоуправления и ослабление роли партии в государстве, избегая лишь обвинений в ревизионизме. Кроме того, критике подвергалась и «доктрина неприсоединения», которая не делала различия между социалистическими и империалистическими странами, противопоставляя лишь блоковую и внеблоковую политику[505].

Китай оставался непреходящей проблемой для СССР. Продолжалась идеологическая борьба с «маоистами», политику которых советские теоретики характеризовали как «искажение социалистической идеологии и… практики», реакционноутопическую модель «казарменного социализма». В сентябре 1967 г. Комитет по печати при Совете министров СССР по поручению ЦК КПСС разработал сводный план издания литературы, направленной на «разоблачение» курса Мао Цзэдуна (всего был предусмотрен выпуск 66 изданий на период до 1970 г. включительно)[506].

Советская критика идеологии КПК базировалась на утверждении, что идеи Мао «резко отличаются» от марксизма-ленинизма. Р.И. Косолапов писал,