Мой случайный муж - Анастасия Градцева

— Вав.

— Вообще-то я тебе самую большую нашла. Ну вот еще одна тут есть вроде ничего такая… Но знаешь что, давай я ее тебе брошу. Ты не против?

Пес смотрит на меня, слегка наклонив голову.

Ну если так подумать, он не такой уж и страшный.

— Лови.

Я немного неуклюже бросаю ветку, она летит куда-то в сторону, но пес успевает рвануть в сторону и поймать ее на лету.

— Ничего себе, — бормочу я. — Ты молодец, Джек. Но ко мне все равно близко не подходи, понял? Хотя ты и так не подойдешь, ты же на цепи.

— Вав.

— Еще?! Да сколько тебе этих веток надо? Ты гнездо тут вить собрался, что ли? Нет, не дам больше.

— Вав!

— Нет, и не проси!

Джек тяжело и как-то очень по-человечески вздыхает, укладывается на землю и кладет огромную голову на лапы.

Я вдруг чувствую себя виноватой.

Пока я не приехала, это животное чувствовало себя вполне свободно, ходило где хотело. А теперь сидит тут привязанное. И даже палочку сам достать не может.

— Может, ты просто голодный? — тихо спрашиваю я. — Глеб тебя вообще кормил сегодня?

Джек заинтересованно поднимает голову.

— Ладно. Я пойду посмотрю, что есть в доме. Но это ничего не значит, понял?

Я открываю холодильник и вижу там только молоко, а еще остатки той колбасы, которой мы завтракали. Черт, она такая жирная, но такая вкусная.

Я воровато подношу ее к носу и вдыхаю острый, пряно-мясной запах, от которого сводит живот. Господи, она пахнет лучше пирожных.

Просто смерть всем диетам.

Пока я несу колбасу Джеку, я тайком откусываю от нее один раз. Ну ладно, два раза. Но я очень рассчитываю, что собака меня не сдаст.

— Вав!

С колбасой Джек расправляется в два счета, потом облизывает морду и жмурится. Пытается подойти ко мне, но цепь опять натягивается и не пускает. Он смотрит на меня и нет, не рычит, а поскуливает.

Как будто жалуется.

— Прости, но я не могу тебя отпустить, — виновато говорю я. — И подходить к тебе не буду, я боюсь. Правда, боюсь, прости. Глеб говорит, что ты не укусишь, но мне все равно страшно.

Еще одно осторожное поскуливание и внимательный взгляд. Когда он вот так наклоняет голову набок, то больше похож на собаку из мультика, чем на чудовище.

Я делаю шаг к нему.

Он на цепи — если что, я успею отойти.

Наверное.

Между нами метр. Полметра. Осталось сделать еще один шаг, и я буду прямо около собаки.

Сердце стучит как безумное.

И…

Из леса раздается шум двигателя, и мы с Джеком синхронно поворачиваем голову к дороге. А потом он начинает весело и громко лаять, а я подскакиваю и торопливо хватаю метлу, которой так и не успела воспользоваться.

Глеб заходит во двор с двумя огромными сумками.

— Еще не закончила? — без особого интереса спрашивает он, ставит пакеты на землю и подходит к собаке, чтобы потрепать ее по голове.

— Нет, — буркаю я. — И вообще я устала уже.

— От чего? От того, что два раза наклонилась за ветками? — цинично усмехается он. — Ладно, пойдем поможешь мне продукты разобрать. Двор потом подметешь.

Я закатываю глаза, подхожу к одной из сумок и пытаюсь ее поднять, но меня тут же останавливает грубый окрик Глеба.

— С ума сошла? Тяжелая же.

— Ты сам сказал, что надо разобрать.

— Разобрать, а не дотащить.

— Тебя не поймешь, — бурчу я.

И понимаю, что чувствую странную радость и облегчение от того, что Глеб вернулся. Поэтому хочется грубить и огрызаться в два раза сильнее, чтобы он этого не заметил.

Именно это я и делаю, пока мы на кухне разбираем продукты.

— Здесь же вроде еще оставалась колбаса, — удивленно говорит Глеб, заглядывая в холодильник.

— Я… я съела, — выпаливаю я.

Почему-то мне не хочется признаваться, что я кормила Джека.

— Хорошо, — он довольно усмехается. — Значит, я правильно еще две палки купил. И сыр. И мясо. Сейчас замаринуем, и на ужин будет шашлык.

— Дело твое. Лично я обойдусь салатом, — сообщаю я, обнаружив во второй сумке пучок зелени и огурцы с помидорами.

Глеб хмурится, но никак мое решение не комментирует.

И вообще мы больше не разговариваем. Молча раскладываем продукты, потом я иду во двор к метле, а Глеб уходит с Джеком в лес. Когда они возвращаются, я почти закончила уборку.

Почему-то адски чешутся плечи. И шея. И лицо.

Это из-за того, что жарко и я вспотела?

Я пытаюсь почесать шею, но едва не вскрикиваю. Кожу трогать больно.

Это же… Нет!

Нет, нет, нет, только не это!

Я пулей лечу в дом и встаю перед старым зеркалом в прихожей. Даже в его мутном стекле видно, какое красное у меня лицо. Как после химического пилинга. Такого же цвета шея, декольте, спина. Ровно по контуру моего открытого топа.

Кожа уже не чешется, а горит, как будто я в кипятке искупалась. И отвратительно, болезненно ноет.

— Твою мать, — бормочу я. — Твою мать.

Во дворе раздается скрип калитки и веселый лай.

Пришли, значит. Кобели.

— Принцесса! — орет Глеб.

Ну уж нет, я больше под это солнце не выйду даже под угрозой расстрела.

— Принцесса! — продолжает надрываться он.

Мне хочется плакать. Или убить его. Защита от солнца — хрень, да? Кремом мазаться не надо, да?

Скотина.

С каждой секундой становится все горячее и больнее.

Дверь дома открывается.

— Не слышишь что ли? Смотри, что я тебе… — Я резко оборачиваюсь, и Глеб затыкается на полуслове. Его глаза удивленно расширяются. — Э… а что с тобой? Ты чего такая красная, как помидор?