Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

основании воспоминаний, сообщенных ему Петром{1549}. Палий добавляет: «Матфей переписал на еврейском Логии» — вероятно, речь идет о раннем арамейском собрании изречений Христа. Возможно, у Павла имелся подобный документ, потому что, хотя он и не упоминает Евангелий, время от времени он цитирует непосредственные слова Христа[104]. Критики, в общем, согласны в том, что первым было написано Евангелие от Марка, которое они датируют временем между 65 и 70 годами. Так как в нем иногда одно и то же содержание подается в разных формах{1550}, широко распространено мнение, что его повествование основывается на Логиях и другом раннем рассказе, который мог являться не чем иным, как изначальной редакцией текста самого Марка. Имеющееся у нас Евангелие от Марка, очевидно, циркулировало еще тогда, когда были живы апостолы или их непосредственные ученики; поэтому представляется маловероятным, что оно существенно отличалось от их воспоминаний и истолкования Христа{1551}. Можно заключить вместе с блестящим, но небеспристрастным Швейцером, что Евангелие от Марка в существенных чертах является «подлинной историей»{1552}.

Ортодоксальная традиция первым помещала Евангелие от Матфея. Иреней{1553} сообщает, что первоначально оно было составлено «на еврейском», то есть арамейском; но до нас дошла только греческая версия. Поскольку в этой форме оно, по-видимому, опирается на Марка и, вероятно, также на Логии, научная критика склоняется к тому, чтобы приписывать его ученику Матфея, а не самому «мытарю»; однако даже самые скептичные исследователи датируют его временем не позднее 85–90 гг.{1554}. Поставив своей целью обратить в христианство евреев, Матфей подробнее, чем остальные евангелисты, останавливается на приписываемых Иисусу чудесах и с подозрительным рвением стремится доказать, что многие ветхозаветные пророчества исполнились в Христе. И тем не менее это самое волнующее из Евангелий и должно быть отнесено к числу наиболее выдающихся «нечаянных» шедевров мировой литературы.

Евангелие от Святого Луки, большинством ученых относимое к последнему десятилетию первого века, объявляет о своем стремлении согласовать и примирить более ранние сообщения о Христе и имеет своей целью обращение не иудеев, но язычников. Вполне вероятно, что Лука и сам происходил из языческой среды, был другом Апостола Павла и автором Деяний Апостолов{1555}. Как и Матфей, он многое заимствует у Марка{1556}. Из 661 стиха принятого текста Марка более шестисот воспроизведены у Матфея и более трехсот пятидесяти — у Луки, по большей части дословно{1557}. Многие пассажи Луки, которых нет у Марка, встречаются у Матфея, причем и здесь они совпадают почти дословно; по-видимому, Лука заимствовал их у Матфея или они оба черпали из общего источника, ныне утерянного. Лука обрабатывает свой явно заимствованный материал с изрядным литературным мастерством; Ренан считал, что это Евангелие — прекраснейшая из когда-либо написанных книг{1558}.

Четвертое Евангелие не претендует на то, чтобы служить биографией Христа; Иисус изображен здесь с теологической точки зрения, он — Логос, или Слово, творец мира и спаситель человечества. Оно противоречит синоптическим Евангелиям в сотнях деталей и общем изображении Христа{1559}. Полугно-стический характер этого произведения и особый акцент на метафизических идеях заставили многих христианских ученых усомниться в том, что его автором был апостол Иоанн{1560}. Однако опыт говорит за то, что древнюю традицию нельзя отвергать слишком поспешно; не все наши предки были глупцами. Исследования последних лет обозначили новую тенденцию интерпретации Четвертого Евангелия и склонны датировать его приблизительно концом первого столетия. Вероятно, традиция, приписывающая тому же автору «Послания Иоанна», заслуживает доверия; в Посланиях те же идеи, что и в Евангелии от Иоанна, разрабатываются в том же стиле.

Обобщая, заметим, что существует множество противоречий между различными Евангелиями, множество сомнительных исторических сведений, множество подозрительных подробностей, сходных с легендами, рассказывавшимися о языческих богах, множество эпизодов, предназначенных доказать исполнение ветхозаветных пророчеств, множество пассажей, которые, возможно, отражают стремление подвести некий исторический фундамент под позднейшие учения или обряды Церкви. Евангелисты разделяют вместе с Цицероном, Саллюстием и Тацитом убежденность в том, что история призвана служить проводником нравственных идей. По-видимому, и беседы и речи, излагаемые в Евангелиях, были подвержены искажениям в силу непрочности воспоминаний присутствовавших на них неграмотных слушателей и ошибок или исправлений переписчиков.

При том, что все это — правда, многое остается. Противоречия затрагивают частности, а не сущность; в главных чертах синоптические Евангелия согласуются очень хорошо, рисуя непротиворечивый портрет Христа. Вдохновленная своими открытиями, «Высшая критика» применила по отношению к Новому Завету такие критерии аутентичности, посредством которых нетрудно превратить сотни древних знаменитостей — например, Хаммурапи, Давида, Сократа — в туманную легенду[105]. Несмотря на предрассудки и изначальную теологическую ориентированность евангелистов, они фиксируют множество эпизодов, которые обыкновенными выдумщиками были бы обойдены молчанием: конкуренция между апостолами за высокие места в Царстве, их бегство после ареста Христа, отречение Петра, неудачи Христа с чудотворством в Галилее, замечания некоторых слушателей о его возможном безумии, его ранняя неуверенность в своей миссии, признания в том, что ему неизвестно будущее, моменты горечи, крик отчаяния на кресте; никто из читателей этих фрагментов не сможет усомниться в реальности стоящего за текстом героя. Чтобы немногие простые люди за время жизни одного поколения смогли выдумать столь мощную и привлекательную личность, столь возвышенную этику и столь вдохновляющее провидение человеческого братства, все это было бы чудом куда более великим, нежели любое из чудес, записанное в Евангелиях. После двух веков «Высшей критики» основные черты характера, подробности жизни и детали учения Христа остаются достаточно ясными, а явление Христа — самым захватывающим событием в истории западного человека.

II. ВЗРОСЛЕНИЕ ИИСУСА

И Матфей и Лука относят рождение Иисуса «к дням, когда Ирод был царем Иудеи»{1561}, — следовательно, он родился ранее третьего года до нашей эры. Лука, однако, сообщает, что Иисусу было «около тридцати лет», когда его крестил Иоанн «в пятнадцатый год Тиберия»{1562}, то есть в 28–29 гг. н. э. В этом случае дата рождения Христа приходится на 2–1 гг. до н. э. Лука добавляет: «В то время вышел эдикт, в котором император Август повелевал провести перепись по всей земле… когда Сирией правил Квириний» (перевод В.Н. Кузнецовой). Известно, что Квириний был легатом в Сирии между шестым и двенадцатым годами нашей эры; Иосиф упоминает о проведенной им в Иудее переписи, но относит ее к 6–7 гг. н. э.{1563}; другими сообщениями об этой переписи мы не располагаем. Тертуллиан{1564} упоминает перепись в Иудее