Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

при наместнике Сирии Сатурнине (8–7 гг. до н. э.); если Лука имел в виду именно его, рождение Христа следует датировать временем до 6 г. до н. э. Мы не знаем, в какой именно день он родился. Климент Александрийский (около 200 г.) сообщает о различных мнениях на этот счет; некоторые хронологии датировали рождение девятнадцатым апреля, некоторые — двадцатым мая; сам Климент относил его к семнадцатому ноября третьего года до н. э. Уже во втором столетии восточные христиане праздновали Рождество шестого января. В 354 г. некоторые западные церкви, в том числе и Римская, стали отмечать рождение Христа двадцать пятого декабря; в то время этот день ошибочно был сочтен днем зимнего солнцестояния, после которого светлая часть суток начинает прибывать; к тому времени этот день был уже посвящен Митре, являясь центральным праздником митраизма — днем рождения непобедимого солнца (natalis invicti solis). Восточные церкви остались привержены ранее выбранной дате (6 января) и обвинили своих западных братьев в почитании солнца и идолопоклонстве, но к концу четвертого века 25 декабря было принято также и на Востоке{1565}.

Матфей и Лука помещают рождение Христа в Вифлеем, расположенный в пяти милях к югу от Иерусалима; отсюда, повествуют они, семья Христа отправилась в галилейский Назарет. Марк не упоминает Вифлеем вовсе, но просто называет Христа «Иисусом из Назарета»[106]. Родители дали ему распространенное имя Иешуа (совр. Джошуа), означавшее «помощь Яхве»; греки произносили его как lesous, римляне — lesus.

Очевидно, он происходил из большой семьи, потому что соседи, дивясь его властной проповеди, спрашивали: «Откуда у Него такая мудрость и такая сила? Разве Он не сын плотника? Разве Его мать зовут не Мариам, а братьев — не Иаков, Иосиф, Симон и Иуда? И разве не все Его сестры живут здесь, у нас?»{1566} (перевод В.Н. Кузнецовой). Лука рассказывает историю о Благовещении с изрядным литературным искусством и вкладывает в уста Мариам — Марии — ту величальную песнь (Magnificat), которая является одним из величайших поэтических шедевров, вошедших в Новый Завет.

После своего сына Мария — самая трогательная героиня евангельского повествования: она воспитывает сына, проходя через все мучительные радости материнства, гордится его юношескими познаниями, дивится его позднейшим учениям и притязаниям, хочет увести его из возбужденной толпы последователей и вернуть в целительную тишину родного дома («отец твой и я искали тебя в печали»), беспомощно присутствует при его казни и принимает его тело в свои объятия; если это не история, то — выдающаяся литература, ибо отношения между родителями и детьми способны лечь в основу куда более грандиозных драм, чем отношения между полами. Позднее распространявшиеся Цельсом и прочими байки о Марии и римском солдате являются, по общему согласию критиков, «неуклюжими выдумками»{1567}. Не столь невероятны истории, содержащиеся по большей части в апокрифических или неканонических Евангелиях, где речь идет о рождении Христа в пещере или в хлеве, поклонении пастухов и волхвов, избиении невинных и бегстве в Египет; зрелый разум не станет возмущаться этими творениями народной поэзии. Непорочное зачатие не упоминается ни Павлом, ни Иоанном; Матфей и Лука, сохранившие это предание, возводят Иисуса через Иосифа к роду царя Давида, хотя их генеалогии не согласуются между собой. Очевидно, вера в непорочное зачатие возникла позднее, чем вера в происхождение Иисуса из рода Давида.

Евангелисты мало рассказывают о юности Иисуса. Когда ему было восемь дней от роду, он был обрезан. Иосиф был плотником, и обычное для того времени наследование рода занятий отца наводит на мысль о том, что и Иисус некоторое время занимался этим ремеслом. Он знал ремесленников своей деревни, а также помещиков, управляющих, арендаторов и рабов, живших в ее окрестностях; его речи усыпаны упоминаниями о них. Он был способен в полной мере ощущать красоту сельской местности, прелесть и красочность цветов, молчаливую плодоносность деревьев. Рассказ об Иисусе, вопрошающем ученых в храме, не является невероятным; его ум был чуток и любознателен, и на Ближнем Востоке двенадцатилетний мальчик уже вступает в пору зрелости. Однако он не получил «правильного» образования. «Как это возможно? — спрашивали соседи. — Этот человек умеет читать, хотя никогда не ходил в школу»{1568}. Он посещал синагогу, и слушать Писания доставляло ему очевидное удовольствие. Пророки и Псалмы особенно глубоко запали ему в душу, оказав большое влияние на его духовное формирование. Возможно, он читал также Книги Даниила и Еноха, потому что его позднейшее учение носило на себе зримый отпечаток их провйдений о приходе Мессии, Страшном Суде и наступлении Царства Божиего.

Воздух, который он вдыхал, источал мощные токи религиозного возбуждения. Тысячи иудеев нетерпеливо ожидали Искупителя Израиля. Магия и колдовство, демоны и ангелы, «одержимость» и изгнание бесов, чудеса и прорицания, дивинация и астрология повсюду принимались как нечто само собой разумеющееся; возможно, рассказ о волхвах (магах) являлся необходимой уступкой астрологическим верованиям эпохи{1569}. Тавматурги — чудотворцы — переходили из города в город. В ежегодных путешествиях в Иерусалим, которые все добрые палестинские иудеи приурочивали к празднику Пасхи, Иисус должен был узнать кое-что о ессеях и их полумонашеской, почти буддистской жизни[107]; возможно, он также слышал о секте, называвшейся «назареями», которые жили по ту сторону Иордана в Перее, отказывались поклоняться в Храме и отрицали общеобязательность Закона{1570}. Однако главным событием, которое воспламенило его религиозный пыл, стала проповедь Иоанна, сына двоюродной сестры Марии Елизаветы.

Иосиф излагает историю Иоанна с некоторыми подробностями{1571}. Мы склонны представлять Крестителя стариком; на самом деле он был, очевидно, ровесником Иисуса. Марк и Матфей сообщают, что он носил власяницу, питался сухими акридами и медом, стоял у Иордана и призывал народ к покаянию. Он разделял с ессеями их аскетизм, однако в отличие от них полагал, что человеку достаточно одного крещения; его греческое прозвище «Креститель» может являться греческим эквивалентом к слову «Ессей» («Окропитель»){1572}. К практиковавшемуся Иоанном обряду символического очищения добавлялись угрозы и обличения притворства и распущенности; он увещевал грешников готовиться к Страшному Суду и провозглашал, что вскоре наступит Царство Божие{1573}. Если вся Иудея покается и очистится от греха, Мессия и Царство придут одновременно, говорил Иоанн.

«На пятнадцатом году Тиберия» или вскоре после этого, сообщает Лука, Иисус сошел к Иордану креститься у Иоанна. Это решение, принятое человеком, которому исполнилось «около тридцати лет»{1574}, свидетельствует о том, что Христос принимал учение Иоанна; его собственное учение будет в существенных чертах совпадать с ним. Однако методы и характер Иисуса