Несчастные Романовы - Анна Михайловна Пейчева

свои старания Мраморным дворцом на Дворцовой набережной. Однако чувство благодарности не мешало ему крутить множество романов на стороне, о чем Екатерина, конечно, прекрасно знала;

• Александр Дмитриев-Мамонов получил довольно скромную деревню на 2 тысячи душ, потому что заявил императрице, что хочет жениться на ее фрейлине. Впрочем, Екатерина рассталась с Александром легко, да еще и подарила украшения его невесте;

• Платону Зубову достался Рундальский дворец в Курляндии, нынешней Латвии; особняк в стиле барокко строил Растрелли. Ну а титул светлейшего князя – это уж само собой, о такой мелочи даже и говорить не стоит;

• Семену Зоричу императрица выделила целый город Шклов в Белоруссии. Управлять он им как следует не умел, а потому уже совсем скоро запутался в долгах, его даже подозревали в фальшивомонетничестве. Вот не зря Екатерина, встречаясь с ним, относилась к нему с некоторым подозрением и говорила, что он «две души имел: любил доброе, но делал худое, был храбр в деле с неприятелем, но лично был трус»[90].

Что позволено Екатерине, не позволено простым смертным

Можете себе представить, как подданные отнеслись к Манифесту Екатерины «О сокращении роскоши», подписанном 18 Апреля 1775 года, на фоне этого золотого дождя, которым она осыпала своих фаворитов.

А между тем, Манифест был очень интересным и прогрессивным для своего времени. Государыня писала: «Имеем к сему прибавить монаршее наше милосердное увещевание, дабы всяк и каждый, сколь возможно, старался удалить от себя все излишнее и ненужной, всякого рода дворянство разоряющая, роскоши; ибо вообще краса и украшения дворянина не суть и никогда быть не могут наружные украшения, как-то богатые одежды, или несходственные с достатком экипажи или великолепные убранства домов, или содержание излишнего и много числа праздных служителей в доме, на век от пашен отлученных, где бы они полезнее для господина, для себя и для общества быть могли»[91].

Тут уместно будет отметить, что как-то раз князь Потемкин заказал себе камзол за 200 тысяч рублей.

Тем же, кто не попал в узкий круг приближенных императрицы, нужно было строго придерживаться положений Манифеста. Например, дворянам, не имевшим обер-офицерского чина, запрещалась ездить по городу иначе, чем верхом или в санях, запряженных одной лошадью. Купцам нельзя было покрывать свои экипажи более чем одной краской.

Кстати, этот же документ предписывал извозчикам красить свои сани и одноколки в желтый цвет. Вот вам и первые желтые такси! А вы все – Нью-Йорк, Нью-Йорк… Нет, друзья, в Российской империи 1775 года впервые появились желтые кэбы.

Посчитаем денежки

Манифест выполнялся вяло. Дворяне не хотели себя ограничивать в роскоши. Их можно понять. Императрица запретила им «выкладывать ливреи по воротнику», а сама в общей сложности потратила 92,5 миллиона рублей на своих фаворитов.

Много это или мало?

Во времена Екатерины II средняя ежемесячная зарплата равнялась примерно 54 рублям. Что можно было купить на эти деньги?

• 137 бутылок отечественного пива;

• или 89 книг «Древняя российская история» Михайло Ломоносова;

• или 107 поездок на дешевом извозчике (помним про желтые сани).

А вот, например, на бриллиантовый перстень пришлось бы копить несколько лет, потому что стоил он рублей 700, не меньше.

В общем, судите сами, много ли государственных денег ушло на красивое расставание императрицы со своими бывшими.

Котик в подарок

Хороший вопрос – а что дарили фавориты самой Екатерине? Увы! Кроме своей любви – как правило, ничего толкового. Однажды только Григорий Потемкин осчастливил государыню.

Екатерина заказала в подарок князю сервиз из севрского фарфора – 744 предмета. В ответ «душенька Гришенька» принес ей миленького котенка. Императрица больше любила английских левреток, но и котику обрадовалась. У пушистика был веселый и неупрямый нрав. Не то что у самого князя Потемкина.

«Ввечеру в голове почувствовала беспокойство». О чем думала Екатерина Великая после тяжелой прививки от оспы

На эту опасную процедуру императрица решилась не ради пиара. Екатерина действительно боялась заразиться. Болезнь подходила все ближе – в XVIII веке черная оспа бушевала на всех континентах. В 1768 году вирус пробрался в Зимний дворец. Заболела фрейлина императрицы – молодая графиня Анна Шереметева. И государыня рискнула – согласилась участвовать в медицинском эксперименте. Английский врач-новатор Томас Димсдейл сделал императрице оспенную прививку по методу вариоляции.

Масштаб бедствия

Екатерина никогда не была мнительной. 39-летняя императрица отличалась поразительным хладнокровием и стальными нервами. Однако именно ясный разум подсказывал государыне, что черной оспы ей не избежать. А ведь шансы на выживание у оспенных больных были не так уж велики – всего 60–70 процентов.

Как пишет немецкий историк, профессор Иммерман: «Оспа не щадила никого, ни знати, ни черни; она распространяла свою губительную силу так же часто в хижинах бедных, как и в жилищах богатых, она проникала во дворцы государей и не раз угрожала европейским династиям»[92]. Екатерина регулярно получала известия о кончине коронованных особ, которых она знала лично. Оспа буквально опустошила семейство Габсбургов, поработала в домах Моцарта и Гайдна. Ежегодно вирус уносил жизни полутора миллионов европейцев. У немцев даже сложилась поговорка: «Немногие избегнут оспы и любви». Если полиция разыскивала человека, в качестве особой приметы указывала: «Знаков оспы не имеет». Кстати, именно широкое распространение этой болезни стало главной причиной злоупотребления косметикой – белила и румяна «заштукатуривали» шрамы на лице.

Муж Екатерины, император Петр III, тяжело переболел за год до свадьбы, и это произвело сильное впечатление на будущую государыню: «Лицом был неузнаваем: все черты его лица огрубели, лицо все было распухшее, и несомненно было видно, что он останется с очень заметными следами оспы. Так как ему остригли волосы, на нем был огромный парик, который еще больше его уродовал. Он подошел ко мне и спросил, с трудом ли я его узнала. Я пробормотала ему свое приветствие по случаю выздоровления, но в самом деле он стал ужасен»[93].

Позже Екатерина писала своему другу, прусскому королю Фридриху II: «Меня приучили с детства питать ужас к оспе, мне стоило больших трудов уменьшить эту боязнь в более зрелом возрасте; в малейшем нездоровье, постигшем меня, я уже видела вышеназванную болезнь. В течение весны и прошедшего лета, когда эта болезнь производила большие опустошения, я скрывалась из дома в дом и удалилась из города на целые пять месяцев, не желая подвергать опасности ни сына, ни себя. Я была так поражена положением, исполненным такой трусости, что считала слабостью не суметь выйти из него»