Несчастные Романовы - Анна Михайловна Пейчева

Семейная жизнь

Первое время Павел был несказанно счастлив. В Наталье он неожиданно нашел защитницу. Великий князь всегда терялся в присутствии властной матери, но после свадьбы вдруг оказалось, что его молодая жена знает, как противостоять Екатерине. Историк Юрий Сорокин сообщает: «Наталья Алексеевна вопреки расчетам Екатерины оказалась женщиной гордой, сильной, с твердым характером. Она полностью подчинила своему влиянию нервного, впечатлительного мужа». Павел писал своему другу Андрею Разумовскому: «Прочь химеры, прочь тревожные заботы! Поведение ровное и согласованное с обстоятельствами – вот мой план»[117].

Разумовский тоже всячески поддерживал Павла в его возмужании. Это были лучшие годы великого князя – с одной стороны верный друг, с другой – любимая жена. Беззаботная юность, полная надежд! Мемуарист Федор Головкин рассказывает: «Павел, будучи в то время еще очень молод, в семейной жизни, у себя дома, проявлял высшую степень фамильярности и товарищеских отношений. Граф Разумовский входил к нему утром, когда он еще был в спальне с великой княгиней, которая очень смеялась над его возней с фаворитом, при чем оба иногда, во время свалки, валялись на кровати»[118].

Наталья сплотила вокруг себя противников Екатерины. «Молодой двор» очень не нравился императрице, в нем бродили опасные либеральные рассуждения: Наталья, воспитанная в свободном европейском духе, позволяла себе критиковать государыню за жесткую политику в отношении крестьян, указывала на недопустимость узаконенного рабства. И все это на фоне Пугачевского бунта, из-за которого императрица и так была вся на нервах!

Екатерина язвительно комментировала поведение невестки: «До сих пор нет ни добродушия, ни осторожности, ни благоразумия во всем этом, и бог знает, что из этого будет, так как никого не слушают и все хотят делать по-своему… Спустя полтора года и более мы еще не говорим по-русски, хотим, чтобы нас учили, но не хотим быть прилежными. Долгов у нас вдвое больше, чем состояния, а едва ли кто в Европе столько получает»[119].

Счастье оборвалось

Обычная свекровь так и ограничилась бы колкостями в адрес невестки. Но Екатерина слишком многое принесла в жертву ради власти – в том числе и собственного мужа. А значит, смелая, но наивная Наталья была обречена.

Трагедия произошла спустя два года после свадьбы. Двадцатилетняя Наталья скончалась при родах. Ребенок также не выжил. Историки расходятся во мнениях о причинах произошедшего. Кто-то говорит о плохом здоровье самой Натальи. Некоторые утверждают, что Екатерина запретила акушерам оказывать великой княгине медицинскую помощь.

Так или иначе, Павел лишился супруги и ребенка. Он был настолько безутешен, что не смог прийти на церемонию прощания. Но Екатерине и этого показалось мало. Чтобы «излечить» сына от тоски, она решилась на крайне жестокую меру. Мемуарист Федор Головкин рассказывает: "В течение суток была разыграна самая гнусная интрига, которую когда-либо затевали против памяти усопшей, интрига, которую никто не осмелился бы защитить разумными доводами. Принц Генрих насильно ворвался к упорно уединявшемуся великому князю и сказал ему, что должен открыть ему тайну, а именно, что он убивается ради женщины, совершенно не достойной нежной памяти и сожалений». Павлу показали поддельные любовные письма Натальи к Андрею Разумовскому. Великий князь, одурманенный отчаянием, поверил в то, что его обманывали самые близкие люди: и молодая жена, и лучший друг.

Павел перестал плакать и, кажется, навсегда перестал что-либо чувствовать. С этого момента он превратился в замкнутого молчуна, которого в Европе прозвали «русским Гамлетом» (кстати, в России пьеса была запрещена). С Разумовским он никогда больше не виделся.

Объявленный траур не помешал Екатерине отпраздновать в Царском Селе свой 47-й день рождения. Сразу после торжества императрица с большим энтузиазмом принялась подыскивать своему сыну новую жену. И на этот раз не такую образованную, как несчастная Наталья.

Бутылки в прическе. Как вторая жена Павла I поразила французов своими парикмахерскими выдумками

Марии Федоровне было всего 22, и она твердо решила произвести на иностранцев неизгладимое впечатление. Великая княгиня сопровождала своего супруга, будущего императора Павла I, в большом путешествии по Европе. Ударить в грязь лицом было никак нельзя. Все еще помнили его первую жену, умную и амбициозную Наталью Алексеевну. А значит, Мария должна была придумать нечто невиданное, чтобы затмить свою предшественницу и прославиться как самая изысканная дама Российской империи. Но наша героиня слегка перестаралась.

«Они сошлись. Волна и камень…»

Мария совсем не подходила своему мужу – ни внешне, ни по характеру. Была она рослой, полной и простоватой. Худощавый, невысокий романтик Павел женился на ней лишь по указанию своей властной матери. Спорить с Екатериной он не умел, к тому же в момент второго сватовства пребывал в горестном тумане – Павел крайне тяжело переживал потерю первой супруги и новорожденного ребенка, жизнь казалась беспросветной, сил на принятие самостоятельных решений не было. Так что, когда мать сказала, что припасла для него «миленькую, изящную, очаровательную прелесть»[120], Павел покорно отправился в Берлин – знакомиться с новой невестой.

Мария Федоровна до перехода в православие именовалась Софией Доротеей Августой Луизой Вюртембергской. Родилась она в том же Штеттинском замке, где когда-то появилась на свет сама Екатерина Великая. Отец Софии всю жизнь служил простым комендантом замка и лишь под старость сделался герцогом Вюртембергским.

Как пишет польский историк Казимир Валишевский, «на этот раз, среди немецких принцесс, из которых по традиции поставлялись невесты во все европейские дворы и которые были соответственно вышколены с этой целью, Екатерина сумела выбрать в своем роде совершенство. Едва прошло несколько недель после помолвки, как София Доротея прислала Павлу собственноручное письмо на русском языке: при первом же свидании, зная о его серьезных вкусах, она завела с ним речь о геометрии, и на следующий день описывала великого князя своей подруге, госпоже Оберкирх, в самых лестных выражениях и признавалась, что любит его до безумия»[121]. Отмечу, что буквально за день до встречи с Павлом София признавалась в столь же безумной любви своему первому жениху, принцу Людвигу Гессенскому. Но наследник российского престола, конечно, был гораздо больше достоин безумной любви, а потому принца Людвига немедленно отправили в отставку.

Судя по письму, которое Павел отправил матери из Берлина, ему было решительно все равно, на ком жениться, лишь бы только его оставили в покое. Мечтательный рыцарь, полный