Несчастные Романовы - Анна Михайловна Пейчева

Английский доктор

Томас Димсдейл был еще более хладнокровным и решительным человеком, чем Екатерина. Он родился в графстве Эссекс в семье медиков, работал военным хирургом, затем занялся частной практикой в Гертфорде. В 1760-х Димсдейл сделал себе имя на новом методе борьбы с оспой – вариоляции. Этот суровый вариант прививки пришел в Европу с Востока. На руке здорового человека делали надрез, в который втирали жидкость из оспин больного. Пациент заражался, но в легкой форме. Спустя несколько недель вырабатывался иммунитет к вирусу. Процедура была достаточно опасной и заканчивалась печально для каждого пятидесятого. Тем не менее, Димсдейл, потренировавшись на преступниках и воспитанниках детских домов, сумел доказать, что вариоляция – неплохой способ избежать тяжелого течения болезни. Эксперимент английского доктора вызвал большой интерес в Европе и взволновал российскую императрицу.

Летом 1768 года Димсдейл получил письмо от российского посла Мусина-Пушкина, который извещал, что «императрица желала вызвать искусного врача в С. Петербург, с целью ввести там оспопрививание»[95]. Англичанин отказался. Посол настаивал, предлагал любые гонорары. Однако, как писал Димсдейл, «корыстные побуждения имели всегда в моих глазах мало веса»[96]. В конце концов доктор согласился отправиться в командировку из любви к науке. Ему предстояла самая ответственная операция в жизни.

Вирус в голубой крови

В Петербурге Димсдейла приняли по-царски: «Мы сидели за длинным столом. Императрица одна занимала почетное место, около 12 дворян сидели за те же столом. Обед состоял из разных превосходных кушаний, приготовленных на французский манер, и с таким после того десертом из лучших фруктов и варений, что я и не ожидал найти их в этой стране… Беседа шла так свободно и весело, как можно было ожидать от лиц, равных между собою, а не от подданных, удостоенных чести быть в обществе их государыни»[97].

Сразу после обеда императрица перешла к делу. Она просила как можно скорее сделать ей прививку, поскольку наслышана, что пациенты Димсдейла «хворают со всеми возможными удовольствиями и ни один из них не лежит в постели». Врач предупредил о рискованности вариоляции, но Екатерина была непреклонна. На всякий случай для доктора запрягли почтовую карету – чтобы в случае кончины императрицы бежал из страны от самосуда. И вечером 12 октября Димсдейл сделал надрез на царской руке. Вирусный материал взяли от заболевшего кадета Саши Маркова. Шестилетнего мальчика, закутанного одеялом, привезли в Зимний дворец, потайным ходом провели в покои Екатерины и заразили императрицу оспой. Врач не приметил на лице Екатерины «ни малейших знаков смущения». Кстати, мальчик Саша вскоре выздоровел и поступил в Пажеский корпус.

Димсдейл вел подробный амбулаторный дневник, в который записывал все изменения в самочувствии венценосной пациентки. Вот самые тревожные моменты из медицинской карты Екатерины Алексеевны:

• 14 октября. Чувствовала дурноту в голове и в покоях казалось ей, что очень жарко, однако ж, выпивши стакан холодной воды, прошла и дурнота головная и чувствуемый жар.

• 17 октября. Ввечеру в голове почувствовала беспокойство, руки и плечи немели и сон клонил. Ранки созревали гораздо приметно, и чрез увеличивательное стекло можно было ясно видеть и различать маленькие пупырышки.

• 19 октября. Боль в голове и в спине продолжалась с лихорадкою. Руки рделись гораздо больше, и ввечеру многие пупырышки, слившиеся вместе, показались кругом около ранок. Чувствовала великую тягость.

• 20 октября. Испарина была великая.

• 24 октября. Жаловалася очень, что горло внутри болит, и железы челюстные и снаружи окрепли и опухли. Горло полоскала морсом смородинным, в теплой воде распущенным, что тот же час принесло облегчение. Оспины со дня на день созревали с желаемым успехом, и сие продолжалось все равным образом.

• 28 октября. Уже вся болезнь прошла. Ее величество изволила всякий день ездить в карете прогуливаться на чистый воздух и 1 числа ноября возвратиться в Санкт-Петербург в совершенном здравии к великой радости всего города. Ввечеру ко приехавшим во дворец господам изволила выходить и принять от дворянства поздравление[98].

Прививочная кампания Екатерины

Императрица, обрадованная выздоровлением, тут же повелела привить от оспы своего сына Павла, а затем и весь народ. Своему другу Фридриху Екатерина сообщала: «На этот раз моя смелость имела успешный исход… Ибо, сказать правду, я нашла, что гора родила мышь, и что это была такая болезнь, о которой не стоило и говорить»[99].

Санкт—Петербургские ведомости в номере от 11 ноября писали: «Сколь полезно прививание оспы роду человеческому, показывают опыты в Англии, и сколь вредна природная оспа, видим мы почти ежедневные примеры в России. Наша всемилостивейшая Государыня соображая сия, предприняла привить себе оспу как для собственной безопасности, так и для подания примера через Самою Себя не только всей России, но и всему роду человеческому, будучи удостоверена, что один такой пример сильнее всех других образов по введению у нас столь нужного дела»[100].

Однако всенародная вариоляция в России провалилась. В журнале 1896 года врачи анализировали причины неудачи: «Благодаря тому, что дело попало сразу в руки грубых неучей-оспенников, благодаря тому, что полицией пускались в ход насильственные приемы для привлечения населения к прививкам, а население, при общей неразвитости, не понимало и не могло понять пользу прививок – благодаря всему этому, закон о прививках успеха не имел»[101].

Лишь через тридцать лет другой английский врач, Эдвард Дженнер, изобрел гораздо более безопасный и эффективный метод прививания – вакцинацию коровьей оспой при помощи тонкой иглы. Именно этот метод спас Европу от вируса, которого так боялась Екатерина.

Тем не менее, в истории императрица осталась бесстрашной испытательницей новых медицинских технологий. А письмо Екатерины о необходимости прививок на днях ушло с молотка за 951 тысячу фунтов. Сделка состоялась в Лондоне – на родине Томаса Димсдейла и Эдварда Дженнера.

Чем больше величия – тем меньше любви к собственным детям

В российской истории было два правителя, удостоенных почетного эпитета «Великий»: Петр I и Екатерина II. В обоих случаях великие монархи оказались чудовищными родителями. Но если Петр I действовал грубо, по-мужски – казнил сына Алексея, не церемонясь; то Екатерина II избрала более изощренную стратегию по отношению к своему сыну Павлу.

Как тонко подметил наш современник, «словом можно убить, словом можно спасти, словом можно полки за собой повести»[102]. Один раз Екатерина уже обагрила руки кровью – свергнув собственного мужа; на этот раз нужно было играть тоньше. Императрица старательно очерняла Павла в глазах общественности, прекрасно зная, какой мощный