Хроники Короны. Восстание. - Владислав Горревой

совсем не понравился. Возможно потому, что у него постоянно из стороны в сторону бегали глаза и со лба, как с покатистой крыши, стекали капли пота. А значит Менгель волновался. Часть его лица была закрыта шёлковым шарфом, что выглядело весьма и весьма престранно. Сказать прямо, Гринбейл сомневался в компетентности Рондалонича.

Неприметно попятившись прочь от толпы, мальчик сразу же направился к родной смотровой будке, чтобы удостовериться в отсутствии Скобеля. Если бы старик куда-то собрался, то он непременно сообщил бы о будущей поездке Гринбейла. Они были друг другу товарищами. Чуть меньше, чем Томас и Джим, но всё же товарищами. Светловолосый подросток не собирался бездействовать, как "умные" взрослые. И если Тарасович где-то находился туманной ночью, то только в наблюдательной будке.

Подходя к четырёхстенной комнатке из металла, дерева и стекла, Томас ничего загадочного не увидел: ни царапин, ни отчётливых следов возможного убийцы, какие иногда встречались в детских детективах. Значит кто-то успел протереть стёкла. Гринбейл заглянул в смотровое окошко, однако внутри ничего подозрительного помимо недопитой чашки с пурпурной жидкостью не оказалось. На столе лежала помятая газета, тряпка для вытирания окон и копна бумаг для писем.

Не найдя ничего интересного, юный детектив приготовился покинуть место, которое теперь облюбовал неизвестный шварц, но всё-таки не покинул полностью, ибо солнце, выглянувшее из-за нежного облака в форме толстенной милой крысы, протянуло лучи вниз. Краем глаза мальчик заметил таинственный блеск под опорой наблюдательного поста.

Опустившись на колени, Томас без какого-либо страха или сомнения засунул руку внутрь небольшой незабэйтонированной ниши и вынул знакомый предмет.

Любимые окуляры Скобеля. Те, без которых он не покидал будку и квартиру в туманные дни, те, которые миллион кругов служили старику верой, правдой и пользой. Найденные окуляры не предназначались для улучшения зрения, а существовали специально для шварцев. Эта штука позволяла служителям и не всегда закона погружаться в дымку без ущерба для зрения, ведь иногда она щипала глаза, словно их намылили. Данные окуляры использовались для более удобного поиска заблудших. И Гринбейл нашёл их разбитыми и бесполезными, хотя толстые линзы могли разбиться лишь от полёта с высоты третьего этажа, от падения тучного тела и тому подобных поворотов сюжета, именуемых жизнью.

— Эй, ты там! — послышался окрик с Площади. — Что ты там удумал? А ну отойди от чужого имущества, пока я не взвёл курок рабочего револьвера!

Гринбейл вздрогнул от неожиданности, незаметно опустил безнадёжно испорченные окуляры Скобеля за пазуху своего пальто и поднялся с колен. Обернувшись, Томас вздрогнул – над ним уже возвышался тёмный страшный силуэт, какой обычно встречается в кошмарах или городских госпиталях. К несчастью, этот силуэт, облаченный во всё чёрное и шарф, нам, как и бедному юному детективу, знаком. Вблизи лицо Менгеля оказалось довольно угрожающе-ужасающим: у нового шварца имелись острые черты, словно его рисовал художник-карикатурист. А ещё оно выглядело излишне белым и бледным, будто его обладатель не выходил на солнечный свет минимум три периода из-за боязни к обществу.

— Так, так, так, мальчишка! — натянуто просипел Рондалонич. — Кто ещё мог портить или взламывать имущество, принадлежащее Норшу, как не юнец с поднятой самооценкой? Захотелось сменить место жительства и отправиться в тюрьму Локд за вандализм? — не успокаивался зычный голос. — Там давным-давно построили отдел для непослушных детишек.

Затем он резко схватил мальчика за ухо.

— Но сэр! Я ничего из перечисленного вами не делал! — запричитал мальчик, стараясь вырваться на волю. — Я... Я всего лишь искал коллекционную фигурку шварца, выпавшую из рюкзака! Мне её подарила родная бабуля в честь грядущего Дня Объединения!

Молодой человек приблизил холодное к Томасу, и мальчик смог разглядеть его морду до точностей. Серые, похожие на цвет с чёрно-белых фотографий, зрачки, крючковатый нос, на который, если его перевернуть, любой мог повесить шляпу, идеальная кожа без морщин, прыщей или веснушек и ухоженные брови. Менгель выглядел до дрожи серьёзным и опасным. Странно, что новый шварц никого не удивил неопрятным, ледяным видом, так как каждый взрослый чем-то похож на себеподобных.

— Неужели? — прошипел он. — Тогда тебя не затруднит показать отвратную ребяческую вещичку? — вдобавок Менгель усмехнулся, оскалив блистающе-ровные зубы.

Томас не растерялся, снял портфель и предоставил лакированную фигурку, спрятанную в иной от разбитых окуляров отдел. Рондалонич с прищуром принял лакированного шварца, осмотрел предмет, не выпуская покрасневшее ухо Гринбейла из ладони.

— Хм-м, — вновь заговорил новичок, небрежно кидая Томасу игрушку и отпуская ухо. — На этот раз тебе повезло, мальчонка, однако намотай себе на ус. Или что там у вас, детей, растёт. В следующий раз появишься где-то у смотрительного поста, чтобы что-нибудь выяснить, сразу отправишься в сиротский приют. И плевать, что у тебя кто-то там есть. Властитель Норш против вмешательства детей в рабочий процесс. Чтобы я тебя не видел больше, а иначе... В общем проваливай. — Менгель сердито толкнул Гринбейла и отправился восвояси. Наверняка, наводить свои бледнолицые порядки.

Гринбейл поднялся с колен, почесал зудящую мочку и отправился дальше, не оглядываясь, но точно ощущая пристальный взор, устремлённый в спину. Выйдя к Площади Свободы, мальчик обратил внимание на массивный циферблат, висящий на высокой часовой башне. Такие громадные башни строились в каждом городе и назывались в честь строителей. Здание в Онфосте прозвали Маленьким Львом.

"Плохо дело" — подумал про себя Томас. Помимо того, что мальчик задержался и теперь неумолимо опаздывал на занятия Одри, с его практически единственным товарищем и попросту хорошим человеком, Скобелем, произошло что-то непонятное. Казалось, старика вышвырнули или волоком вытащили из будки шварцев, ударили об неё, запамятовав снять с Тарасовича окуляры, и так и не вернули назад.

Сам того не замечая, Гринбейл перешёл на бег. Всего за две минуты мальчик пулей вылетел за пределы рынка и Площади Свободы и после нескольких крутых поворотов уже спешил по Широкой улице – самой широкой улице в самом северном городке Онфосте, в конце которой располагалась единственная и незаменимая, хотя хотелось бы, школа "Знайник".

О, это было старое трёхэтажное здание с потресканными каменными стенами и ржавой извилистой оградой, которая служила забором. У многих подобная ограда, как и учреждение, ассоциировалась с исправительной колонией или замужним прозябанием, что по значению с предыдущим словосочетанием одно и то же. Чтобы сократить путь, ученик прошмыгнул в неединственную в "тюремной" ограде дырку и со всех ног поспешил на урок, предварительно попав в строение, повесив пальто на крючок и сменив меховые сапоги на потрёпанные чёрные туфли на три размера