Хроники Короны. Восстание. - Владислав Горревой

— Дражайшие господа, превеликоуважаемые дамы и их чудесные пёсики, которых хочется поцеловать в их носики, — начал человек, которого Томас назвал концертмейстером. — Настал долгожданный момент, когда на сцену взойдёт голос правды, певец круга, гениальнейший писатель и талантливый исполнитель Мсье-е-е Ха-ай! Поприветствуйте же гостя, прибывшего к нам специально из Тинсана!

В зрительной части загромыхали бутылки, повылетали пробки и раздались рукоплескания вместе с пьяными криками: "просим!" и "зачем нам вообще нужен этот скрамблкораблендель?".

Концертмейстер удалился восвояси, а из-за красной ширмы, отодвинувшейся по чьему-то приказу, выскочил привлекательный молодой человек. Одет он был по классике: такой же костюм, как и у организатора, только с ядовито-жëлтой бабочкой, черным принизанным котелком, прикрывающим курчавые чернильные волосы. Мсье Хай постукивал по полу сцены резной тростью, снизу похожей на кочергу, и поглядывал на зрителей, улыбаясь до ушей и излучая лишь счастье и радость. Он послал парочку поцелуев леди, которые тут же разозлённо схватили их мужья.

— Как вы уже слышали, я – знаменитый исполнитель Мсье Хай, — начал речь певец. — И прибыл я из Тинсана в преддверии Дня Объединения. Прибыл, прибыл... Зачем же я прибыл сюда? Кто-нибудь подскажет? Нужна ваша помощь, дамы и господа! Отшибло память.

— Чтобы спеть! — послышалось из зала.

— Чтобы сгнить! — добавил какой-то хам.

— А вот и нет! — отрезал Хай, бросая умопомрачительную улыбку. — Я прибыл сюда, чтобы поведать вам о тяжкой, неподъёмной жизни джентльмена и помочь многим побороть так называемый "синдром идеалиста". Да начнётся же моё первое выступление в Онфосте!

После этих слов оркестр, прятавшийся в тёмном углу, осветили третьим прожектором, а на подмостки выбежали четыре женщины с строгих деловых платьях. В уши ударили резкие переливы рояля, возвышавшегося на возвышении, где же ещё ему расположиться, гудение весёлого старичка-тромбона переплелось с протяжными возмущениями саксофона и трубы. Стараясь перекрыть спор, в разговор влезла придирчивая и толстоносая туба. Спустя секунду присоединились и барабаны. Внезапно ворвавшаяся какофония превратилась в плавный мотивчик из тех, какие постоянно крутят по новостфонам (ещё одно название для радио). И тогда Мсье Хай запел приятным, манящим голосом, изменившимся до не неузнаваемости.

Говорят, что джентльмены.

Здесь, и тут, и там,

А отвечу каждому,

Что всё это обман!

Надоедает часто,

Носить одно и тоже.

Все галстуки похожи,

Оттенка гнилой кожи!

Танцовщицы подошли к краю сцены и вытянули правые руки, изогнув их словно ветки кривого деревца. Тут же из зала вылетели четыре идентичные трости, как у Мсье Хая, и попали точно в ладони в чёрных перчатках. Под удивленные охи и вздохи посетителей девушки принялись двигаться в такт музыке. Изумительно, что и Мсье Хай также стал подпрыгивать то на одной ноге, то на другой, при этом продолжая навывать в закреплённый усилитель звука и опираться на шикарную лакированную палку. Начался припев, слова тянулись медленно, особенно в конце фраз, словно вязли в болоте.

У каждого без исключения! — в зале появились восторженные вопли. —

Есть такое желание-е,

Сбросить бархат и тесьму-у-у!

И отправиться в тюрьму!

Рояль замолк, а труба взяла на себя всю работу. Весёлая мелодия тянулась и извивалась, как сами танцовщицы, жонглирующие тростями и шляпами-цилиндрам.

— Ха-ха, вот так-то! Надоело и всё! — выждал паузу артист.

Гринбейл постарался вернуть внимание на того, за кем незаконно проник в концертный паб. Менгель, казалось, вновь испарился, однако затем Томас увидел его за столиком в предпоследнем ряду от задней стены, увы, в компании не двух и не трёх человек, а целых девяти. Некоторые походили на нового недошварца – выглядели подозрительно и немного комично, большинство обладало исключительно крепкой, даже увальневой комплектацией – настоящие толстяки и гиганты! Мальчик поискал возможное место для удобного подслушивания – оно нашлось. Довольно широкая колонна с прибитым к ней картонным рукописным меню расположилась неподалёку от собравшихся злодеев. "Вот он – шанс" — решил Томас и, пытаясь буквально не попасться посетителям, завороженным выступлением, под ноги, стал пробираться к Менгелю. На сцене же продолжалось выступление. Труба замолкла, вернулся рояль в тандеме с барабанами, а женщины застыли, изображая усталых до переутомления мужчин.

Говорят, что джентльмены,

Обожают лесть,

Обожают дам,

И хорошо поесть!

Говорят, они скупые,

А если нет, то точно бедняки!

И хочется кричать:

Научитесь вы бревно в глазу замечать! — Музыка притихла и Хай произнёс. — Так и сказал! Не вру!

В зале раздался хохот, а определённо пьяный посетитель едва не зашиб ползущего под его столиком Гринбейла. Вновь стартовал припев и вновь яркий букет из звучаний заполнил нечищенные уши людей.

У каждого без исключения!

Есть такое желание-е,

Сбросить бархат и тесьму-у-у!

И отправиться в тюрьму!

Томас занял место у странной группки, убедился, что его не видно со стороны Рондалонича, навострил уши и услышал, как заговорил Менгель. Собрание той группки напоминало тайное собрание злодеев из книг, на котором вот-вот сообщат нечто важное.

— Уважаемые коллеги по грядущему счастью, — приятно улыбнулся Рондалонич, открывая бутылку торна. — Простите, любезные, за опоздание. За несколько кругов я совершенно забыл, как передвигаться по Онфосту. Так вот. Я, как и планировалось, собрал всех вас здесь, дабы сообщить наиважнейшую вещь из всех! — в пабе послышались хлопки из зала, и злодей остановился, прислушавшись к словам песни Мсье Хая.

За решеткой нет проблем

Кто красив, а кто нет

Кто элегантен, как осёл

А кто ухожен, как козëл!

И вот сидишь ты в тишине,

Не волнует причёска тебя,

Но есть один казус! Ха-ха! — у джентльменов, сидящих за столиками появились ехидные ухмылочки – они догадались, что изначально тест больше ироничный, чем революционный.

— Не выйти на свободу никогда!

Заговорщики поморщились. Какая-то женщина, сидевшая рядом с Менгелем и не отводящая от него глаз, произнесла:

— Ненавижу тему про тюрьмы. Настолько они мне осточертели, что сжечь бы их все дотла. Или засадить в них леннов и шварцев вместе с Золотой Гвардией Норша.

— Попрошу заметить, дорогуша, — мило перебил Рондалонич. — Во-первых, Мсье Хай довольно талантливый человек, да, к тому же, весьма известный и влиятельный в Тинсане. А во-вторых, ваш голосочек мешает мне насладиться выступлением, — Менгель задумался, сделал глоток торна, а затем продолжил. — Так-с вот, о чём это я? Точно! Долгожданный сигнал из здешних лесов наконец-то поступил. Ручной голубь долетел до улицы Терриякки, и я собрал всех вас здесь, чтобы сообщить о дате. Точной дате восстания!

Сидящий слева