Идеальный капитан - Макс Воронов

– Ну и заткнись тогда. Вот когда сбросишь – будешь умничать, что чего-то там заслужил или нет. А сейчас, как твой командир, приказываю спать. Завтра марш-бросок до передатчика. Дойдём, вызовем своих, они мигом транспортируют тебя в больничку, и всё будет чики-оки. Понял?

– Так точно, господин капитан-майор.

– Поиронизируй мне ещё. Давай, отбой.

Эрик умолк.

Я тоже начал готовиться ко сну – кое-как впихнулся в бронежилет, хоть и пришлось поизвиваться на каменном полу, покрытом острым крошевом. Заснуть посреди этого холода в одной футболке – не вариант, а броник хоть какую-то теплоизоляцию даёт. Ох, какое же это блаженство, когда наконец-то ещё один слой материала прикрывает тело от стылого воздуха… А если лечь спиной к гиросу, свёрнутому из моего помощника и нескольких слоёв одежды, то вообще хорошо, тёпленько… Хотя, может, это обман чувств от переохлаждения – что мне вместо холода уже стало мерещиться тепло.

Зато внутри точно стало тепло – как ни странно, от дурацкого «чики-оки». Это любимое словечко моей сестры – не той, что переехала к мужу в человеческий город, а другой. Она сама его придумала когда-то миллион лет назад, когда я ещё жил дома в Данбурге, а она была пузатой мелочью и обожала настаивать на своём. Впрочем, она и сейчас такая же. Только сейчас уже красотка, а тогда была карапузина детсадовская – руки в боки упрёт, губы подожмёт по-взрослому, и везде это своё «чики-оки» пихала. Вот ляпнул я это слово – даже не подумав, вообще не знаю с чего вдруг оно выскочило, – а в голове само собой ощущение дома всплыло. Лето, солнце, пустыня, и как мы с пацанами змей ловили, и запах любимого папиного одеколона, и вкус маминых фирменных морковных чипсов…

Рукав куртки я положил под голову, чтобы спастись от вездесущего каменного крошева. Рёбра-то уже мало что чувствовали, так и чёрт с ними, а вот лицом лежать на этом колючем и холодном камне не хотелось. Для полного счастья потянул на себя ещё какую-то ткань в надежде укрыться, но она оказалась всего лишь ещё одним рукавом, даже непонятно от чего. Ладно, и на том спасибо.

Как же хорошо было наконец-то лечь и отключиться! Полностью и до конца. Быть настороже смысла не было: если бы нас нашли пироманы – нам пришла бы крышка и всё. Так что можно было не беспокоиться, а спокойно вырубиться до вечера. Конечно, никогда не стоит сбрасывать со счетов тот вариант, что во сне тебя может настичь смерть. Но если нет, то лучше хорошенько выспаться.

***

Чернота. Душно. Очень холодно. Рядом кто-то разговаривает.

Моё сознание медленно всплыло из горящего мазута сна.

Тело слишком тяжёлое. И всё болит. Рядом – какой-то странный звук, хрипящий и с присвистом, иногда сменяющийся на сонное бормотание:

– Поедем… К океану…

Память наконец-то проснулась настолько, чтобы подсказать, что происходит. Эрик. Взрыв. Горы. Я в пещере.

Глаза у Эрика были закрыты, судя по тому, что я не видел их свечения, так что я с трудом нащупал его голову в потёмках. Не хватало ещё случайно ему глаза ногтями выколоть. Чёрт, температура у него поднялась ещё больше, кожа была просто обжигающе горячая, а дыхание – быстрое и поверхностное, и в полной темноте этот сиплый звук с хрипами неприятно скрёб по нервам. Вот же дьявол! Почему всё не может быть просто? Почему вечно случается какая-то хрень?!

– Поедем… Там вода… зелёная…

И вдруг – словно почувствовав, что я проснулся, – Эрик продолжил:

– Помнишь Гектора?

Так, и что ответить? Естественно, я был без понятия, что там за Гектор, но объяснять это человеку в бреду – не лучший вариант.

Так что я ответил просто:

– Ага.

Побормотав ещё что-то неразборчивое про Гектора, Эрик затих на короткое время, а потом выдал:

– Красивые… Да?

– Мм, угу.

Понять бы ещё, что именно у него там красивое.

– Черепахи классные, – сказал Эрик неожиданно громко и чётко. – На берег выползают. Можно потрогать. Но нужно ехать сейчас.

Мне аж инстинктивно захотелось зажать ему рот, здесь не те условия, чтобы речи толкать, но в следующий момент он сам схватил меня за запястье лихорадочно-горячей ладонью – от неожиданности я аж подскочил в темноте – и так же уверенно продолжил:

– Поедем. Сейчас! – И тянет мою руку так деловито, будто вознамерился её сломать. А затем его тон стал беспокойным: – Не надо… Не садись в эту машину. Пожалуйста… Мы же договаривались!..

На последнем выкрике я всё-таки зажал ему рот ладонью. Всё это, конечно, очень интересно, но ждать, пока он выскажется, было некогда, потому что знаю я эти моменты, когда человек с критическими повреждениями вдруг приходит в себя и начинает насаждать активную жизненную позицию. В такие моменты время терять нельзя, так что я быстренько подполз выше, привычным уже движением содрал с шеи корку от предыдущих царапин и, убрав ладонь ото его рта, старающегося меня укусить, вместо этого прижался туда шеей. Губы у Эрика были не только горячие, но и сухие настолько, что аж царапали. Отлично, он начал пить: судорожно глотая, давясь, то и дело всхрипывая от избытка жидкости, – но процесс пошёл. Оставалось надеяться, что кровь спасёт его даже в такой момент.

Потому что мне вдруг живо вспомнился рядовой Йоханес, однокурсник мой из учебки. Первый раз, когда я столкнулся с подобным. Мы засели в каком-то овраге метр на два, и у Йоханеса как раз тоже не было ноги, оторвало по самое колено. Поначалу казалось, что шансов у него немного, а потом вроде ничего, оклемался. Ну, стонал, конечно, трясся весь, но это же понятно. В общем, я считал, что ситуация наладилась и Йоханес нормально дотянет до лазарета, нужно лишь дотащить. А потом – началось. Глаза бешеные, начал пытаться встать, я стал его удерживать, чтобы повязку не сорвал, а Йоханес вцепился в меня так, что пальцы побелели, и принялся требовать, чтобы я снял с него ботинок и почесал эту самую ногу, – он, мол, просто с ума сходит от зуда. Тоже уверенно так кричал – что ему в ботинок муравьи забрались и кусают. Я так растерялся, что чуть не ляпнул ему в лицо – сдурел, какая нога, её же оторвало. А командир операции – не помню уже, кто это был, – как зарядил мне кулаком в челюсть, чтобы я сам заткнулся, и кивнул – мол, иди чеши. И вот я в грязи и корнях деревьев пополз к несуществующей ступне Йоханеса и возился там, делая