Достоевский и шесть даров бессмертия - Гаянэ Левоновна Степанян

Есть мнение, что идеалы Христа принципиально нереализуемы, и финал романа служит тому доказательством.

Другая позиция заключается в том, что Мышкин – все же не Христос и слишком много на себя взял.

Викторович пишет, что причина поражения героя в том, что Мышкин не знал меры в сострадании и возлюбил ближнего сильнее, чем себя.

Думаю, дело не в первом, не во втором и не в третьем. Дело в том, что в художественной вселенной Достоевского ничего не изменят ни Христос, пытающийся достучаться до сердец людей, ни Антихрист, силящийся построить хрустальный дворец и принудительно загнать человечество в счастье. Христос или Антихрист обретают власть над каждым из нас тогда, когда мы сами делаем выбор в пользу того или иного, потому что для человеческой природы нет ничего важнее, чем «по своей по глупой воле пожить».

Однако свое Евангелие, свою благую весть князь Мышкин нам оставил: «<…> неужели в самом деле можно быть несчастным? О, что такое мое горе и моя беда, если я в силах быть счастливым? Знаете, я не понимаю, как можно проходить мимо дерева и не быть счастливым, что видишь его? Говорить с человеком и не быть счастливым, что любишь его! <…> а сколько вещей на каждом шагу таких прекрасных, которые даже самый потерявшийся человек находит прекрасными? Посмотрите на ребенка, посмотрите на Божию зарю, посмотрите на травку, как она растет, посмотрите в глаза, которые на вас смотрят и вас любят…»

！

В этих словах «положительно прекрасного героя» и таится ответ на вопрос об истоках счастья: не во власти Христа его дать, не во власти Антихриста его навязать. Счастье возможно лишь осознать благодаря неустанному духовному труду, на который не решился ни один из героев романа, окружавших Мышкина.

Заключение

Моэм в эссе «О Достоевском», размышляя о персонажах, пишет: «Достоевский утверждал, что его необычные персонажи реальнее, чем сама реальность. Не знаю, что он имел в виду. <…> Если же Достоевскому хотелось сказать, будто его персонажи обладают какими-то особыми моральными качествами, поднимающими их над общим человеческим уровнем, то он явно ошибался. Эти персонажи не понимают, что живопись, музыка и литература обладают ценностями, способными исправить порочные наклонности, утешать в беде и хоть немножко освобождать душу от бремени страстей человеческих. Они совсем некультурны, <…> а их манеры просто отвратительны. Им доставляет явное удовольствие хамить друг другу, ранить друг друга и унижать. Варвара из “Идиота” плюет в лицо своему брату лишь потому, что не одобряет его предполагаемый брак. А когда г-жа Хохлакова в “Братьях Карамазовых” отказывается одолжить Дмитрию крупную сумму (и с какой стати она должна давать ему деньги?), он в злобе харкает прямо на ковер в той самой комнате, где она его принимает. Нет, все они просто невозможны. Но и удивительно интересны».

Сам Достоевский относился к психологии как к науке неоднозначно, Бахтин замечает по этому поводу: «К современной ему психологии – и в научной, и в художественной литературе, и в судебной практике – Достоевский относился отрицательно. Он видел в ней унижающее человека овеществление его души, сбрасывающее со счета ее свободу, незавершимость и ту особую неопределенность – нерешенность, которая является главным предметом изображения у самого Достоевского: ведь он всегда изображает человека на пороге последнего решения, в момент кризиса и незавершенного – и непредопределимого – поворота его души».

Судебно-следственную психологию Достоевский понимает как «палку о двух концах», как ее назвал умный следователь Порфирий Петрович. И о допросах Раскольникова Бахтин пишет: допросы «нарушают самые основы традиционного психологического взаимоотношения следователя и преступника (что подчеркивает Достоевский). Все три встречи Порфирия с Раскольниковым – подлинные и замечательные полифонические диалоги».

Вероятно, дело не в том, что Достоевского не интересовали тонкости индивидуальных характеристик. В письме брату, будучи восемнадцатилетним юношей, Достоевский пишет о том, что он хочет посвятить себя разгадыванию тайны человека. Сам же Моэм в романе «Подводя итоги» как-то замечает, что отличий между людьми не так уж и много, а общего между ними гораздо больше.

Вероятно, разгадка тайны человека заключена в том, чтоб выявить это общее и проследить, как оно предопределяет путь человека к счастью или страданию. И именно поэтому, наметив в первом своем герое, в Макаре Девушкине, ключевой набор черт, Достоевский эти черты в разных пропорциях и комбинациях тасует в последующих своих персонажах, исследуя, как меняется топонимика духовного ландшафта от ледяного ада Подпольного до способности Мышкина прозревать Бога.

Секрет третьего дара бессмертия в том, чтоб искать, находить и исследовать то, что есть общего в человеческой природе.

Библиография

Баршт К. А. Достоевский: этимология повествования. – СПб.: Нестор-История, 2019.

Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. – СПб.: Азбука: Азбука-Аттикус, 2019.

Викторович В. А. Достоевский. Писатель, заглянувший в бездну: 15 лекций для проекта «Магистерия». – М.: Rosebud Publishing, 2019.

Лотман Л. М. Реализм русской литературы 60-х годов XIX века. – Л.: Наука, 1974.

Моэм С. О Достоевском // Десять величайших романов человечества. – М.: АСТ, 2020.

Набоков В. В. Лекции по русской литературе. – СПб.: Азбука: Азбука-Аттикус, 2021.

О Достоевском / под редакцией А. Л. Бема. – М.: Академический проект: Альма Матер, 2019.

Лекция IV

Блудницы и святые

Люби, зачинай, умирай – триединая заповедь Жизни, нарушение которой отмщается духовным омертвением.

Вяч. Иванов. По звездам

Произведения Достоевского, о которых пойдет речь в этой главе:

– «Бедные люди»,

– «Преступление и наказание»,

– «Идиот»,

– «Братья Карамазовы»,

– письма Достоевского,

– «Дневник писателя»,

– рассказ «Кроткая».

Н. А. Бердяев в эссе «Миросозерцание Достоевского» называл писателя творцом мужского мира, мужской трагической судьбы, в которой женщина – функция, стихийное начало, а не самостоятельная личность.

Прав ли Бердяев, разберемся в этой лекции. Мы проследим два ряда женщин: тех, с которыми писатель пересекался или строил отношения, и тех, которыми он населил свою художественную вселенную.

Женщины в жизни Достоевского: от матери до второй жены

Семья и впечатления детства

Род Достоевских происходил от Данилы Ивановича Ртищева, которому князь Федор Иванович из рода Ярославичей пожаловал грамоту на имение Полкотичи и часть села Достоева к северо-востоку от Пинска. Владельцев Достоева стали называть Достоевскими, и в книгах судебных дел с XVI в. воины и священники этого рода упоминаются многократно.

Сам Федор Михайлович Достоевский родоначальником своего рода полагал Петра Достоевского, маршалка Пинского повета и члена главного трибунала княжества Литовского, выбранного в сейм в 1598 г. В роду были и известные священнослужители: Акиндий Достоевский в XVII в. стал известным иеромонахом в Киево-Печерском монастыре, другой предок – епископом. К XVIII в. род обеднел и захудал.

Дед писателя, Андрей Михайлович Достоевский, служил протоиереем в Брацлаве Подольской губернии. Отец писателя, Михаил Андреевич Достоевский, человек характера твердого и своенравного, был его младшим сыном. Не