Становление писательницы. Мифы и факты викторианского книжного рынка - Линда Петерсон

году она была вынуждена зарабатывать, так как унаследовала сущие гроши. Но свои первые гонорары она получила, когда он был еще жив. Эти заработки научили Мартино многому о других участниках литературного рынка, включая типографов, книготорговцев и рекламных агентов. Она узнала, как создаются книги и как можно договариваться об условиях публикации.

Согласно материалам архива Бирмингемской университетской библиотеки, на продаже своей первой книги («Молитвенные упражнения») Мартино заработала около семидесяти фунтов[27]. При помощи брата Генри она заключила контракт на печать и переплет книги с нориджским «книготорговцем, печатником, канцелярским работником и переплетчиком С. Уилкинсом. А для продажи – прямой и по объявлению, размещенному в Monthly Repository, – наняла лондонского книготорговца Роуленда Хантера[a]. Расходы на издание составили около двадцати фунтов в 1823 году и тридцати семи фунтов в 1824‑м, и за последующие девять лет с 1824 по 1832 год книга принесла Мартино доход в размере ста двадцати восьми фунтов[b]. Тот факт, что она сохранила финансовые записи своего первого издательского предприятия, предполагает, что она ценила профессиональный опыт, даже если и утверждала в «Автобиографии», что «теперь не помнит ничего»[28].

О сотрудничестве Мартино с фирмой Хоулстона, этого «серьезного старого кальвинистского издателя <…> из Веллингтона в Шропшире», который опубликовал то, что она называет «скучными и унылыми прозаическими произведениями»[29] ее ранних лет, известно меньше. В письме к родственнице от 3 января 1824 года Мартино упоминает, что «пишет небольшой рассказ <…> стоимостью примерно пять фунтов» для Общества религиозных брошюр: «Не знаю, что получится, обычно мои рассказы получаются такими обыденными, хуже, чем у миссис Х. Мор»[30], – добавляет она. Ее финансовые отчеты свидетельствуют, что она обычно продавала авторские права на свои нравоучительные рассказы по пять – десять фунтов за рукопись, что от Хоулстона она получила общую прибыль в размере семидесяти пяти фунтов и что она считала опубликованные Хоулстоном в 1827 и 1829 годах повести «Бунтовщики» и «Забастовка» своими первыми трудами по политической экономии[c]. Но в «Автобиографии» она сводит эту информацию к минимуму: «Я помню радость и смущение от первого гонорара. Как только дома стало известно, что с письмом из Веллингтона я получила 5 фунтов, все немедленно захотели взять у меня в долг пять фунтов»[31]. Ее сотрудничество с Хоулстоном продолжалось «на хороших условиях» в течение всех 1820‑х, настолько, что, когда ее семья в 1827 году столкнулась с очередным финансовым кризисом и «утратила состояние», все считали, что она обеспечена деньгами благодаря недавнему гонорару за одну из небольших книг[32].

В конечном итоге Мартино включила гонорары в свои представления о профессиональном письме, получая особое удовольствие от сравнения своих финансовых достижений с вознаграждениями других авторов. Например, она отмечает в «Автобиографии», что «в целом заработала своими книгами около десяти тысяч фунтов»[33], что подтверждают и ее личные финансовые записи[34]. В более приватном письме к Ричарду Генри Хорну, написанном на больничной койке в Тайнмуте в 1844 году, Мартино подробнее рассказала о своих доходах: «Я подсчитывала заработки (пока что они поступают медленно), и я нахожу их между пятью–шестью фунтами» – не так много, как предполагаемые тридцать тысяч фунтов Ханны Мор, отмечает она, но так или иначе – редкое достижение для любой женщины[35]. Тем не менее она также рассказывает Хорну, что «никогда не следила за деньгами пристально, избавляя себя от лишних забот, всегда требуя, чтобы издатели оглашали все условия». Учитывая подробный финансовый учет, который она вела и позже показала Джону Чепмену, может показаться, что она лукавит, но можно пока что принять это как допущение и задаться вопросом, почему Мартино принижала значение денег в своей публичной жизни и что она вместо этого хотела подчеркнуть.

Соблазнительно интерпретировать сдержанность Мартино по денежным вопросам как остаточный след «истинной леди», женщины-писательницы, которая пишет из чувства бескорыстного долга, а не ради материальных выгод. Тем не менее упоминание больших прибылей Ханны Мор предполагает, что Мартино намеревалась развенчать этот женский миф. Как она узнала, что Ханна Мор заработала на своих сочинениях тридцать тысяч фунтов, остается интригующей загадкой, поскольку ни в одной биографии этой писательницы сведений о гонорарах нет[36]. Я предлагаю два объяснения тому, как Мартино пишет о деньгах в «Автобиографии» и личных письмах: одно концептуальное, другое историческое. Я уже отмечала, что Мартино понимала авторство в терминах, которые предвосхищают «схему коммуникации» Дарнтона, тем более что на первый план в профессиональном развитии она выдвигает роли редактора, издателя и читателя. Кроме опытного читателя (редактора) и сочувствующего читателя (членов семьи автора), важную роль в восприятии себя как профессионального писателя для Мартино играет обычный читатель – читающая публика. Она не рассматривает своих читателей как потребителей, покупателей и, следовательно, не видит их как источник финансовой выгоды. Скорее, читатели для Мартино – это умы и сердца, на которые она как автор хочет воздействовать. Способность убеждать читателей, побуждать их не только чувствовать, но и действовать играет решающую роль в концепции авторства Мартино, даже больше, чем в модели Дарнтона.

Эта точка зрения едва заметна в рассказе о реакции брата Мартино на ее статью в Monthly Repository, но она проступает более явно в автобиографическом письме Хорну об «Иллюстрациях политической экономии» (1832–1834) и, в более общем смысле, о ее литературной карьере. Она пишет Хорну:

Американцы рассказывали мне, что каждая моя повесть и каждое мнение сопровождалось ощутимыми изменениями в правительстве или парламенте. Сначала я смеялась, но после некоторых размышлений это кажется правдой. – Откуда Гизо получил сведения, я не знаю… но перед визитом он сказал, что мой случай новый, – что за всю историю не бывало, чтобы женщина имела солидное политическое влияние, кроме как через какого-то умного мужчину[37].

Влияние на публичную сферу, влияние на общество и правительство – в 1820–1830‑х годах этого было проще всего достичь с помощью публикаций в прессе. Или публикации были заметнее, если учесть, с какой скоростью тогда писали, печатали и откликались на напечатанное. Если «Молитвенные упражнения», которые Мартино издала за свой счет, могли воздействовать на духовную жизнь читателя, опубликованные Хоулстоном нравоучительные рассказы могли повлиять на моральные устои человека, публикации Мартино в прессе имели более масштабные последствия. Ее первые книги были связаны с частной сферой, а публикации в периодике – с публикой[a]. В рамках модели «схемы коммуникации» Дарнтона мы могли бы сказать, что в периодических изданиях связи между писательницей и ее читателями проступают более