Становление писательницы. Мифы и факты викторианского книжного рынка - Линда Петерсон

были подвержены влиянию «мрачного кальвинизма», который Мартино отождествляла с Мор и ее сектой[b]. Большинство издававшихся в Houlston брошюр имели консервативную религиозную или социальную направленность, предлагая читателям уроки терпения и стойкости перед лицом испытаний, а также веру в божий промысел и принятие своего положения в обществе. Повествование в них обычно опиралось на личный опыт и свидетельства – не для понимания отдельного случая в контексте более крупных экономических и политических сил, как вскоре станет делать Мартино, изучив то, что она считала «законами» политической экономии, а для того, чтобы поместить сюжет в библейскую канву. Все рассказы, включая написанные Мартино, издательство Houlston публиковало в одном и том же формате: «маленькие книги» (двенадцатая доля листа – популярный формат для дешевых религиозных изданий) с иллюстрацией на обложке или титульной странице, короткой поучительной историей и рекламой других брошюр серии в конце (рис. 13–15)[c]. Такая единообразная форма предполагала общую религиозную перспективу и социальную идеологию – впечатление единообразия усиливалось тем, что издательство объединяло брошюры в серии и последовательно нумеровало, а читатели нередко сшивали брошюры вместе[d].

Рис. 13 и 14. Фронтиспис и титульный лист, «Поездка в карете по улицам Лондона» миссис Шервуд. Предоставлено Beinecke Rare Book and Manuscript Library, Йельский университет

Рис. 15. Фронтиспис, Гарриет Мартино, «Бунтовщики» (1827). Предоставлено библиотекой Йельского университета

Ярким примером серии Houlston является «Поездка в карете по улицам Лондона» миссис Шервуд – «История, основанная на фактах», как утверждает подзаголовок. На фронтисписе мы читаем: «Джулия и ее мама в книжном магазине», иллюстрация эпизода из рассказа. На титульном листе, между названием истории и подписью издателя, появляется небольшая гравюра на дереве с изображением лошадей и кареты, в которой сидит ребенок, – тот же формат, что и на титульных страницах «Дешевой сокровищницы» Мор (рис. 16). В самом рассказе маленькая девочка умоляет маму взять ее с собой в поездку по городу, обещая, что она будет «мудро вести себя на улицах» и «не будет потакать своим желаниям»[a]. Однако как только девочка оказывается в торговом районе города, она забывает про свое обещание и с воодушевлением рассматривает витрины, прося маму купить ей то одно, то другое. Итак, собираясь преподать урок, мама соглашается позволить дочери выбрать один подарок из каждой витрины магазина – при условии, что та выберет что-то из каждого магазина, который они проходят. И маленькая девочка выбирает: письменный стол, синие атласные башмачки, перочинный ножик, шляпку с искусственными цветами и так далее, пока они не доходят до гробовщика, где она должна выбрать гроб. Мораль? Все материальные радости этого мира со временем теряют свою ценность или исчезают, и наша верная смерть должна научить нас ценить небесные, а не земные блага. Мать, которая преподносит этот урок, цитирует 1‑е послание к Тимофею 5:6: «Истинная вдовица и одинокая надеется на Бога и пребывает в молениях и молитвах день и ночь; а сластолюбивая заживо умерла».

Интерпретационная рамка этой брошюры (как и других в серии Houlston) – библейская: маленькая девочка должна усвоить не только урок своей смертности, но и более общий урок подчинения своих действий и ожиданий библейским правилам. Стиль изложения, как отметила социальный историк Сьюзен Педерсен для «Дешевой сокровищницы» Мор, включает либо всеведущего рассказчика, который комментирует образ действий главного героя, как в «Поездке в карете», либо личное свидетельство о прожитом опыте, особенно о грехе и покаянии, в духе евангельских притч[70]. Некоторые брошюры принимают форму вопросов и ответов, как в англиканском катехизисе или назидательных школьных учебниках. Но каким бы ни был стиль, брошюры Houlston не пытаются анализировать индивидуальные примеры в социальном, экономическом или политическом контексте. Контекст предопределен и задан Священным Писанием – высшей и последней инстанцией при определении поведения и действий человека.

Рис. 16. Титульный лист, Ханна Мор, Turn the Carpet or The Two Weavers, «Дешевая сокровищница» (1796), предоставлено Йельским центром британского искусства, коллекция Пола Меллона

По тому, как Мартино пишет в «Автобиографии» о своих публикациях в Houlston – почти не упоминает ранние рассказы («Рождество» и его продолжение «Друзья») и акцентирует внимание на более поздних повестях, которые предвосхищают работу над «Иллюстрациями» («Бунтовщики» и «Забастовка»), – мы можем сделать вывод, что первые символизируют для нее герменевтику, от которой она впоследствии отказалась, тогда как последние предвосхищают научную перспективу, которую она будет отстаивать. В «Автобиографии» Мартино даже не сообщает, как назывались те две «маленькие восьмипенсовые истории», которые она впервые отправила в издательство Houlston. В другом месте она называет первую, «Рождество», «мишурой» (trumpery story)[71]. Trumpery, согласно Оксфордскому словарю, означает либо подделку, обман, либо что-то малоценное, хлам, мусор. В действительности эти ранние рассказы – глубоко автобиографичные, тонко замаскированные повествования о личном опыте Мартино, включая ее физический недуг и семейные неурядицы, и, таким образом, ее непосредственные переживания. Их нельзя назвать фальшивкой в смысле соотнесения ложных фактов или ложного опыта, но для Мартино они фальшивы из‑за неверных интерпретаций описанного опыта и выведения из него ложных уроков.

В «Рождестве» (1826) главная героиня, Сара Брантон, становится мрачной и угрюмой после того, как ее отец заболевает лихорадкой и умирает и они с матерью вынуждены экономить и переехать в дом поменьше, – детали, напоминающие смерть Томаса Мартино в 1826 году и финансовые трудности, которые переживала семья после краха 1825–1826 годов. Сару выводит из состояния отчаяния ее образцовая кузина Маргарет – фигура, вероятно, написанная с Энн Тернер, дочери министра, которая помогла Гарриет взять под контроль ее моральное и эмоциональное состояние. Как объясняет Мартино в «Автобиографии»:

Я уверена, что стала несколько счастливее с того времени… когда Энн Тернер и ее религиозные уроки дали мне возможность самой отвечать за свои моральные принципы. Мне было стыдно за свою привычку страдать и особенно за то, что я часто плакала. Долгие годы, наверное, с восьми до четырнадцати лет, я пыталась прожить хотя бы один день без слез[72].

Как и следовало ожидать, маленькая Сара учится не плакать и быть благодарной за то, что ей дано, а также – в типичной манере евангелистских брошюр – относиться к своим «несчастьям» с упованием на Бога и библейскую мудрость. «Рождество» заканчивается моралью: «Независимо от того, благополучны наши внешние обстоятельства или нет, мы можем быть счастливыми, полагаясь на неизменного Друга и Его заботу»[73].

В следующей истории «Друзья» (1826)