Русский Порт-Артур в 1904 году. История военной повседневности - Александр Владимирович Лысёв

Тихоокеанской эскадры от 5 марта 1896 г. значилось: «…на судах с полным электрическим освещением никакого другого источника света, кроме ламп накаливания, не допускается и разрешается временное свечевое и масляное освещение только в случае полной невозможности пользоваться электрическим освещением». «Между тем, – признавалось в этом же документе, – на всех судах с полным электрическим освещением условия судовой жизни заставляют прибегать к свечному и масляному освещению, как, например, при осмотре и работе в трюмах <…> провизионных погребах и т. п.»[147]. Поэтому наряду с электричеством использовались специальные лампы и светильники, заправлявшиеся пиронафтом либо разновидностью оливкового масла, а также стеариновые свечи. Последние употреблялись в адмиральских и капитанских каютах. Они вставлялись в особые цилиндрические висячие подсвечники, так называемые «кенкеты». Над таким кенкетом свеча выступала только своей верхушкой. По мере сгорания свеча особой пружиной поднималась кверху, так что ее пламя постоянно находилось на одном и том же уровне. В прочих жилых помещениях употреблялись лампочки накаливания Эдисона.

Еще одним неудобством внутри кораблей была сырость. В большей или меньшей степени она присутствовала во всех нижних отсеках. Для борьбы с ней, а также для поддержания нормальной температуры воздуха использовались три вида центрального отопления: воздушное, водяное и паровое. Каждое осуществлялось по своему трубопроводу. Удобнее всего было использовать пар от судовых котлов. Паропроводящие трубки были во всех помещениях судна, подлежащих отоплению[148].

Для удобства и утепления металлические палубы судов покрывали деревянными настилами. У нижних чинов была распространена привычка в теплое время года и в свободное от вахт время ходить по палубам босиком. Чтобы не скользить по полу и не простужаться, металлические поверхности могли покрывать кроме дерева линолеумом, искусственной кожей или особым покровным материалом. Последний «в гигиеническом отношении <…> обладает весьма хорошими качествами: он дурной проводник теплоты, не впитывает в себя влаги и не пропускает ее <…> нескользкий <…> падения на нем случаются реже, причем ушибы бывают легче»[149]. Непосредственно у входов в жилые помещения лежали для обтирания ног маты – специальные коврики больших и малых размеров. Они плелись силами корабельной команды из тонких веревок – линей.

По единодушному мнению лиц, изучавших вопрос (Н.М. Португалов, К.С. Моркотун, А.А. Ливен), ни шумоизоляция, ни искусственное вентилирование, освещение и отопление не могли создать полностью благоприятную обстановку для жизни и работы корабельных команд. Так, морской офицер И.Г. Энгельман в 1908 г. заключал: «Обстановка, в которой живет и работает матрос на современном корабле <…> далеко не может считаться способствующей к сохранению сил»[150]. По его подсчетам, более 80 % команды почти весь день проводили в тесных помещениях с искусственным освещением. Как бы чисто эти помещения ни содержались, все равно воздуха и света в них оказывалось мало, их не могли заменить никакие искусственная вентиляция и освещение. По сравнению с парусным флотом «теперь все спустились вниз, – справедливо замечает Энгельман о современных для конца XIX – начала XX вв. судах, – и выходят наверх на минуту выкурить папиросу или посидеть полчаса на баке перед сном»[151].

В таких условиях особую актуальность приобретали поддержание чистоты на ограниченном пространстве и соблюдение правил личной гигиены. Значительную часть времени команды кораблей посвящали его уборке. «На военном судне, – пишет К.С. Моркотун – каждая металлическая вещь блестит, настолько ярко она вычищена»[152]. Высокие требования к поддержанию чистоты стали своеобразной флотской традицией. Только так можно было обеспечить нормальную жизнедеятельность на кораблях, особенно находившихся подолгу в открытом море.

Практически на всех судах Тихоокеанской эскадры были небольшие помещения, где после вахты могли обмыться машинисты и кочегары. Большие корабли располагали судовыми банями. Как правило, за большим кораблем закреплялись несколько малых. Команды последних раз в неделю ходили мыться в расположенные на линейных судах бани. Стандартным примером бани служит описание таковой на крейсере «Россия», входившем во Владивостокский отряд крейсеров. В баню была проведена холодная и горячая вода. Пол был выложен кафельной плиткой. В центре устанавливался бак. Он наполнялся теплой водой такой температуры, которая приятна для купания. Вода из бака черпалась деревянными шайками. Вдоль стен были устроены скамейки для моющихся членов экипажа. Их могло разместиться сразу 25 человек. Грязная вода стекала в особую цистерну, находившуюся в одной из кочегарок. Оттуда она выкачивалась помпой за борт[153].

Для стирки белья нижним чинам отводилось место на верхней палубе, в носовой части корабля. Грязная мыльная вода уходила оттуда через специальные отверстия – шпигаты. В хорошую погоду белье сушили здесь же, на специально растянутых над палубой веревках – бельевых леерах. Для быстрой сушки белья на больших кораблях существовали специальные помещения – высокотемпературные сушилки, оборудованные грелками. Офицеры предпочитали пользоваться услугами прачек. Как правило, в Порт-Артуре и Владивостоке прачками были японцы и китайцы. Последние либо сами приезжали на корабли за грязным офицерским бельем, а после стирки привозили чистое, либо белье относили и забирали в городских прачечных офицерские денщики.

Весь мусор с судов эскадры на рейде выгружался на паровые мусорные баржи землечерпательного каравана, обслуживавшего соединение кораблей на месте стоянки. Грязная вода удалялась из корабельных помещений при помощи специальных мусорных рукавов. Циркуляр штаба командующего Тихоокеанской эскадрой от 7 августа 1904 г. напоминал: «Командирам судов строго следить, чтобы мусор и другие отбросы не выбрасывались за борт и не выгружались бы на берегу рейда»[154].

Отхожие места на кораблях именовались гальюнами. Они делились на матросские и офицерские. Первые, как правило, располагались на носу под полубаком. Они представляли собой помещение с большим писсуаром из луженой меди для команды и клозетными сидениями, расположенными в этом же помещении вдоль бортов судна. От стоявших при входе рукомойников клозеты и писсуары отделялись железными перегородками с дверьми. Пол в гальюне был вымощен небольшими плитками особенно прочного кирпича. На некоторых судах пол был асфальтированным. Сток осуществлялся по желобу, имевшему наклон в одну сторону. Разбавленные водой, экскременты стекали в трубу, шедшую по борту судна ниже ватерлинии, и попадали за борт. Излишне добавлять, что при долгом стоянии эскадры на одном месте, даже несмотря на регулярные приливы и отливы, воду в гавани вокруг судов вряд ли можно было назвать чистой. По подсчетам К.С. Моркотуна, одно сиденье в гальюне приходилось на 30–40 человек команды[155].

В офицерских гальюнах, расположенных на батарейной палубе внутри судна, устанавливались унитазы в виде специальных фарфоровых чашек, которые запирались выпуклым клапаном. Делалось это, чтобы избежать обратного тока из них при качке.

На судах, имевших башни (броненосцах, некоторых крейсерах, канонерских лодках), гальюны устраивали также в углах рядом с этими башнями