Русский Порт-Артур в 1904 году. История военной повседневности - Александр Владимирович Лысёв

грозным, умелым и, что немаловажно во время войны, удачливым противником на море. Страшным ударом для моряков 2-ой эскадры стало заставшее их на Мадагаскаре известие о падении Порт-Артура. Теперь для них путь во Владивосток пролегал через Цусиму. Шансы победить объединенный японский флот у эскадры З.П. Рожественского при таком положении дел становились призрачными. Оставляя в стороне все многочисленные причины Цусимской трагедии, отметим лишь, что русские моряки до конца с честью выполнили свой долг. Причем большинство из них догадывалось, что их ждет…

Перед Русско-японской войной, казалось бы, ничто не предвещало катастрофы, случившейся с русским флотом при Порт-Артуре и Цусиме.

Структура управления флотом и Морским ведомством в конце XIX – начале XX вв. в общих чертах имела следующий вид:

1. Центральное управление.

2. Портовое управление.

3. Строевое управление.

4. Управление судами, отрядами, эскадрами.

В сферу компетенций вышеперечисленных управлений входили, наряду с другими вопросами, и вопросы, регламентирующие военно-морской быт. Это видно как из Свода морских постановлений, так и из выходивших ежегодно Собраний узаконений, постановлений и других распоряжений по Морскому ведомству. Общее заведование всеми видами хозяйства в Морском ведомстве осуществляло Главное управление кораблестроения и снабжения (сокращенно ГУКиС). В ГУКиС входили три отдела:

1. Отдел сооружений (занимался планами кораблестроения и портовых работ).

2. Отдел заготовлений (создавал запасы основных предметов потребления в портах).

3. Счетный отдел (ведал финансовыми вопросами).

Кроме того, существовало Управление главного медицинского инспектора флота. В обязанности служащих этого управления входило следить за тем, чтобы помещения, продовольствие, одежда и занятие морских чинов соответствовали требованиям гигиены; наблюдать за состоянием здоровья означенных чинов[126]. В военно-морской администрации Порт-Артура работали представители этих отделов и управлений.

Действительная служба на флоте продолжалась для нижних чинов 7 лет. Еще 3 года после этого срока матрос числился в запасе и мог быть призван вновь. Воинским начальникам на местах, ведавшим призывом новобранцев, рекомендовалось направлять на флот людей грамотных, по возможности владеющих рабочими профессиями, а также служивших до призыва на торговых судах, как морских, так и речных[127]. В этой связи на флоте было много людей из тех местностей или губерний России, которые или прилегали к морю, или лежали вблизи больших судоходных рек. Но укомплектовать весь личный состав флота людьми, более или менее знакомыми с плаваниями, не представлялось возможным. Поэтому в составе дальневосточных эскадр оказалась масса новобранцев из материковой российской глубинки. По свидетельству морского врача К.С. Моркотуна, «впечатление на такого новобранца [море и корабли] оказывали оглушающее, ошеломляющее»[128].

Для службы на флоте требовалось пройти более придирчивое, чем в армии, медицинское освидетельствование. Принимались только годные к строевой службе, с хорошим общим развитием, ростом не менее 2 аршин и 2 И вершков, т. е. от 157,5 см, что для конца XIX в. являлось ростом средним[129].

Новобранцы флота так же, как и новобранцы армии, прибывали к месту прохождения службы партиями. Их определяли в команду новобранцев порта. Там их учили всему тому, что требуется от любого воина: военной выправке, гимнастике, дисциплине, уставам внутренней и гарнизонной службы; знакомили с винтовкой, одиночной и шеренговой строевой подготовкой[130]. Только после этого молодых матросов приводили к присяге и переводили на разные суда для дальнейшего обучения уже непосредственно морскому делу. На судах приобреталась какая-либо отдельная специальность. По истечении некоторого времени лучшие новобранцы могли быть направлены в специальные школы строевых унтер-офицеров (квартирмейстеров).

Сразу при поступлении на службу каждому матросу на руки выдавалась записная (справочная) книжка. Она хранилась у него до конца службы. В эту книжку записывалось все выдаваемое на руки казенное имущество: обмундирование и снаряжение, оружие, все получаемые деньги, жалование, амуничные, наградные и прочие деньги, а также денежные письма и посылки[131].

А.А. Ливен, командовавший на Дальнем Востоке крейсером «Диана», указывал на некую двойственность положения каждого морского чина. Речь идет о двух параллельных структурах – флотских экипажах и кораблях. Новобранцы, отправлявшиеся в Порт-Артур, зачислялись в Квантунский флотский экипаж частями, но отнюдь не морскими и не боевыми. Ливен вспоминал, что «в то время в моде было морячить». Чины экипажей, находившиеся на берегу, желали быть моряками и показывали это уже после того, как попадали во флотский экипаж, но еще отнюдь не на корабль. До 1880-х гг. экипажи в русском флоте были просто строевыми частями. В них пренебрежительно относились ко многим внешним признакам дисциплины и воинского порядка и не очень заботились о нравственной стороне[132]. В середине 1880-х гг. было предпринято реформирование экипажей. Смысл его сводился к повышению значения корабля. Плавание на судах Тихоокеанской эскадры, считавшееся заграничным, пользовалось особым престижем. На такие корабли смотрели с благоговением. На них и дух бывал хорош. В море, на корабле, где люди поневоле находились все время вместе, сплоченность достигалась гораздо легче, чем в армии. Поэтому, наряду с практическими целями обучения морским специальностям, повышение значения кораблей и их долгое нахождение в плаваниях преследовало цель дать вообще матросскому быту более подходящий к морской обстановке строй[133]. Отрицательное воздействие на сплоченность корабельных команд оказывали окончание кампании и введенное в 1885 г. Положение о морском цензе для офицеров. В первом случае личный состав с судна попадал в экипаж и в следующую кампанию мог быть переведен на другие корабли. Этим обстоятельством матросам ломали понятие «своего» корабля, что часто заставляло начинать работу по формированию сплоченности корабельной команды каждый год заново. Во втором случае морской ценз тасовал офицеров. Чтобы выплавать его и продвинуться по служебной лестнице, они переводились на корабли, уходившие в этот год в плавание, покидая, соответственно, корабль, на котором прослужили предыдущую кампанию.

Тихоокеанская эскадра к моменту занятия ею Порт-Артура в смысле сплоченности и сплаванности личного состава – нижних чинов и офицеров – выгодно отличалась от остальных соединений российских военно-морских сил. За долгое плавание на одном судне у команды успело сложиться понятие «своего» корабля, который стремились сделать самым лучшим в эскадре. Как вспоминал служивший в то время на Тихом океане В.И. Семенов, на почве этого соревнования кораблей вырос «культ эскадры», в которой каждый корабль стремился быть лучшим ее украшением[134]. Некоторые офицеры эскадры даже отказывались уходить на повышение, если не было вакансий на «своем» корабле.

Вскоре после занятия русскими Порт-Артура на Тихом океане был учрежден так называемый вооруженный резерв. Делалось это в целях экономии средств. Время плавания кораблей значительно сокращалось, и большую часть года они изображали собой плавучие казармы. Это отрицательно сказалось не только на боевой подготовке, но и на самом духе эскадры. Офицеров и матросов в массовом порядке переводили с