Скрытая перспектива - Роберт Капа

Собирая посылку для «Life», я положил снимки мертвых детей и генеральского приема в один конверт.

* * *

Победа мне надоела. Грязные улицы голодного Неаполя довольно быстро начали действовать мне на нервы. Приближался мой тридцатый день рождения, и я хотел встретить его в комфортной обстановке. Остров Капри, совершенно не затронутый войной, был всего в пяти милях и только что был объявлен зоной отдыха американских военно-воздушных сил. Кроме того, в Неаполь приехал Крис. Он считал, что первому курорту Италии не повредит визит опытного офицера пресс-службы.

НЕАПОЛЬ, 2 октября 1943 года. Похороны двадцати юных партизан в лицее Санназаро в районе Вомеро.

НЕАПОЛЬ, 2 октября 1943 года. Матери и другие родственники погибших партизан.

НЕАПОЛЬ, октябрь 1943 года.

Слева: НЕАПОЛЬ, 7 октября 1943 года. Прежде чем уйти из города, немцы заложили мощную бомбу замедленного действия в подвале главпочтамта. Она взорвалась через неделю, убив около ста человек и ранив еще больше.

НЕАПОЛЬ, октябрь 1943 года. Отступая на север, немцы взорвали городскую систему водоснабжения. Жителям Неаполя пришлось брать воду из автоцистерн союзнических войск.

На Капри нас принимали так, словно мы были почтовыми голубями, принесшими весть о возобновлении потока англосаксонских туристов. Нам не давали прохода. Служащие отеля целыми днями лихорадочно пытались поговорить с нами по-английски, чтобы восстановить утраченные навыки. Каждую ночь гитаристы пели у нас под окнами серенады, повторяя все время одну и ту же песню. Мне слышалось в ней что-то очень знакомое. Я поспорил с Крисом на пять долларов, что они пели «Happy Days Are Here Again».

Около полуночи мы спустились вниз, чтобы выяснить этот вопрос. Оказалось, они пели «Happy Birthday to You». Выигранные пять долларов Крис использовал, чтобы избавиться от музыкантов. Так я встретил свой тридцатый день рождения.

* * *

Наутро президент новоиспеченного Союза гидов-антифашистов провел для нас экскурсию по всему острову, показав знаменитые синие и зеленые гроты. Кроме того, он выдал нам подробный список коллаборационистов, посоветовав арестовать их, как только мы вернемся с прогулки. Днем президент Ассоциации коллаборационистов вручил нам ящик старого бренди. Подарок мы приняли, а о дарителе сообщили в службу контрразведки.

Мы решили отстраниться от политики острова Капри и пройтись по магазинам, пока итальянцы не успели сообразить, что они теперь наши союзники, и поднять по этому поводу цены. Крис потратил несколько сотен лир на сувениры, аргументируя это тем, что война, наверное, скоро кончится и ему надо будет что-нибудь подарить своим чикагским девушкам. Я же искал что-нибудь хорошо сочетающееся с розовым цветом. Мы набрели на маленький магазин, торгующий платьями. За прилавком стояла милая брюнетка. Она совершенно не знала английского, зато все остальное у нее было в полном порядке. К тому же она была готова помочь. Я жестами описал ей те мелочи, которые отличали фигуру Пинки от ее собственной.

Описать цвет волос было труднее. Тут помог кусок бледного коралла и веснушчатый итальянский ребенок. Продавщица сверкнула белозубой улыбкой и принялась выкладывать шелковые чулки, флорентийское кружевное белье, разноцветные юбки и еще кучу вещей, которыми женщины знают, как пользоваться, но о которых я и помыслить не мог.

Крис стоял в углу, не принимая в происходящем участия, но поглядывая с жалостью на меня и несколько по-иному – на девушку. Наконец запасы магазина и моего кошелька истощились. Пока продавщица заворачивала покупки, я пригласил ее на ужин. Она взяла кусочек розового коралла, положила его мне на ладонь и покачала головой. Крис, который не понимал итальянского, но понимал все остальное, ринулся в бой. Он взял у меня коралл и сказал ему: «Я, нет, нет, нет», – а потом девушке: «Я, да, да, да». Она слишком плохо знала английский, чтобы спорить.

* * *

Неаполь не пришелся мне по душе. Оставалось надеяться, что в Риме будет повеселее.

Между Неаполем и Римом находилась «Ахиллесова (а точнее, Черчиллева) пята Европы», вся в занозах немецких танков и крутых гор. Долины между гор вскоре заполнились госпиталями и кладбищами.

Начались дожди. Грязь становилась все глубже. Наши ботинки, предназначенные разве что для гарнизонов, хлюпали, ноги разъезжались. Мы шли: шаг вперед – два назад. Легкие гимнастерки и брюки совершенно не защищали от непогоды. Наша армия, самая экипированная в мире, увязла в этих горах. Было ощущение, что мы топчемся на одном месте. С каждой с мучениями пройденной милей Рим казался все дальше и дальше.

Журналистам не разрешали писать правду об этой кампании, да им и самим не хотелось. Кроме того, для описания происходящего картинки подходили гораздо лучше, чем слова. Тут пришел и мой черед взяться за камеру – и мне это было по душе. Я полз с горы на гору, из окопа в окоп и снимал грязь, страдание и смерть.

У ГОРЫ ПАНТАНО, К СЕВЕРО-ВОСТОКУ ОТ КАССИНО, декабрь 1943 года. Солдат 2-й Марокканской пехотной дивизии, состоявшей преимущественно из берберских солдат и французских офицеров. Эта дивизия воевала плечом к плечу с американскими войсками.

ВЕНАФРО (ВОЗЛЕ КАССИНО), декабрь 1943 года. Тыловой командный пункт 42-й пехотной дивизии американских войск.

ВОЗЛЕ КАССИНО, декабрь 1943 – январь 1944 года.

На переднем плане: американский солдат несет ребенка в убежище.

В декабре я уже взбирался по крутым склонам горы Пантано. К ее вершине 34-я пехотная дивизия шла неделю, а то и две. Высоту взяли накануне моего прибытия. Убитые лежали на склоне, их еще не успели похоронить.

Окопы через каждые пять ярдов. В каждом – по крайней мере один мертвый солдат. Вокруг трупов разбросаны оборванные, мокрые обложки книжек, пустые консервные банки из боевых пайков, полинявшие обрывки писем из дома. Путь мне преграждали тела солдат, осмелившихся покинуть свои окопы. Их кровь засохла и порыжела, смешавшись с опавшими листьями.

Чем выше я забирался, тем чаще лежали трупы. Смотреть на это я больше не мог. Я шел, спотыкаясь, вверх и как идиот повторял: «Хочу в белых штиблетах и штанах гулять под солнцем Калифорнии». У корреспондента Капы начинался военный невроз.

С ноября до самого Рождества 5-я армия