Скрытая перспектива - Роберт Капа

Крис тоже был здесь, он уже успел подготовить помещение для журналистов. Военное начальство расположилось в школе, в ее лаборатории разместилась пресс-служба. Дик Трегаскис из «International News Service» сидел среди мензурок, скелетов и чучел и писал блестящие репортажи о подготовке к военной операции, которые никогда не пропускала цензура. Корман и я резались в двуручный покер на опрокинутой школьной доске.

Десантная дивизия разбила лагерь в оливковой роще за аэродромом Ликаты. В этом городке, известном благодаря роману Джона Херси «Колокол для Адано», колокола не оказалось, зато было много рыбы и кислого вина. Вечером на лагерь опустилась прохлада. Небо было полно звезд и комаров. Свежие сплетни беспрепятственно переносились от одного оливкового дерева к другому.

Утром бригадный генерал Тейлор, командовавший 82-й десантной дивизией, спросил, не одолжит ли ему кто-нибудь кошелек на ремне. Мне сразу вспомнилась история про генерала Марка Кларка, который прибыл инкогнито на североафриканское побережье, чтобы подготовить маршрут африканской военной операции. Но его застукали жандармы присевшим на пляже, в результате чего он потерял штаны и миллионы франков, предназначавшихся для взяток.

Я предложил генералу Тейлору свой ремень, который достался мне в качестве карточного выигрыша, и спросил, только ли штаны он боится потерять.

Генерал взял ремень, и заметил, что журналисты слишком много болтают.

Через два дня в лагере началась лихорадочная деятельность: был дан приказ проверить и упаковать снаряжение. Мне велели явиться в палатку генерала Риджвея.

«Капа, – сказал он мне, – ты сегодня вечером обедаешь в Риме. Там сейчас генерал Тейлор. Подписан договор о перемирии с итальянцами».

Наши десантники вечером собирались занять римский аэродром и сам город. «Маршал Бодольо заверил нас, что очистит территорию от немцев и мы сможем спокойно приземлиться». Затем генерал принялся объяснять, как следующим утром 5-я армия высадится в Салерно, к югу от Неаполя.

У меня появился шанс снять самые сенсационные кадры за всю войну. В то время как все фотографы будут делать тоскливые снимки побережья и портреты второстепенных военачальников, я сфотографирую Муссолини у него на родине! А к тому времени, когда мои коллеги доберутся до Рима, я обоснуюсь в лучшем отеле Италии и буду называть бармена по имени.

Я вернулся к своему рюкзаку и переоделся, сменив костюм парашютиста на розовые брюки и габардиновую рубашку. Вскоре я оказался во флагманском самолете генерала Риджвея. Мы собирались взлетать.

Пилот уже прогревал моторы, как вдруг к самолету подбежал посыльный и вручил генералу радиограмму. Генерал Тейлор сообщал из Рима следующее:

НЕМЦЫ ДНЕМ ЗАХВАТИЛИ АЭРОДРОМ ИТАЛЬЯНЦЫ НЕ СДЕРЖАЛИ СОВЕТУЮ ОТКАЗАТЬСЯ ПРЕЖНИХ ПЛАНОВ

Во всей Италии не было парня в розовых брюках грустнее меня.

Через три дня после высадки 5-й армии в Салерно лодка с тремя корреспондентами, приписанными к воздушно-десантным войскам, бросила якорь в том же злосчастном порту. Всего 72 часа, но для многих солдат это были самые длинные часы в их жизни, а для кое-кого – и вовсе последние. Обуглившиеся, наполовину затопленные корпуса кораблей и барж, флаги, развевающиеся над белыми крестами первого американского кладбища в Европе, – вот что мы увидели в Салерно.

Грузовик-амфибия отвез нас на берег. Так после пятилетнего перерыва я вновь оказался на европейском континенте. Благодаря 5-й армии в Салерно кое-что изменилось. Большие знаки делили берег на три зоны высадки десанта: красную, зеленую и желтую. Появились новые улицы с названиями вроде Мэйн-стрит, Бродвей, 42-я стрит. Военные полицейские в белоснежных перчатках регулировали на перекрестках дорожное движение. На всех углах красовались огромные плакаты с Заповедями 5-й армии:

СОЛДАТЫ ДОЛЖНЫ НОСИТЬ КАСКУ, ЗА НАРУШЕНИЕ – ШТРАФ. ПРИВЕТСТВОВАТЬ ОФИЦЕРОВ – ОБЯЗАННОСТЬ. ПЕРЕДВИЖЕНИЕ НА ДЖИПАХ – ТОЛЬКО ПРИ НАЛИЧИИ СПЕЦИАЛЬНЫХ РАЗРЕШЕНИЙ.

Лагерь прессы расположился на территории фабрики, примерно в миле от берега. Чтобы попасть в «святая святых», пришлось предъявить все мыслимые пропуска и документы. Там собрались все корреспонденты, и каждый из них уже написал и отправил свой самый сенсационный репортаж за всю войну.

Взглянув на карту военных действий, мы обнаружили, что линия фронта – всего в пяти-шести милях от берега, а наши передовые части стоят в двадцати милях от Неаполя. На левом фланге берегового плацдарма, который был ближе всего к Неаполю и дальше всего от штаба, был нарисован синий квадратик с надписью: «Рейнджеры. Коммандос. Парашютисты».

Упустив шанс снять начало операции, я хотел прибиться к частям, которые первыми войдут в Неаполь. Я двинулся в направлении Майори, где располагался штаб рейнджеров.

Собственно говоря, рейнджеры почти ничем не отличались от любых других пехотинцев. Они просто были лучше натренированы и имели больше опыта. Они разговаривали, как кретины, дрались, как убийцы, и однажды я увидел, что они умеют плакать, как герои. Что до их командира, подполковника Дарби, то он говорил грубее и дрался злее, чем любой из его солдат.

В Майори я приехал в тот же вечер. Я смертельно устал и решил поискать ночлег. В начале любой военной операции еду и ночлег всегда можно найти в госпитале. Найти госпиталь было легко: он расположился в маленькой церкви, к которой нескончаемой вереницей тянулись санитарные автомобили. Из них у входа вытаскивали окровавленные носилки. Внутри, в полутьме, стоны раненых звучали, как какая-то странная молитва, а запах эфира смешивался с запахом ладана. Церковь была переполнена. Большинство раненых лежало на холодном полу. Было всего несколько коек – на них лежали самые тяжелые. Над их головами, как лампады, покачивались бутылки с плазмой: сочащаяся по трубкам кровь пыталась задержать в телах ускользающие из них жизни.

У алтаря, на коленях, спиной к раненым и умирающим прихожанам, прижав лицо к ступеням, стоял солдат, который, похоже, был местным священником. Я не заметил у него ран, но он был контужен. Его нервная система и органы чувств были разрушены взрывом. Он бормотал что-то невнятное – одному Богу было известно, что он хотел сказать.

За ранеными присматривали итальянские монашки, а полы мыли первые немецкие военнопленные. Я немного помедлил, потом достал камеру. Моя вспышка безжалостно разрушила все чары. Я – фотограф. Это необычный госпиталь… может получиться хороший репортаж.

МАЙОРИ (СОРРЕНТИЙСКИЙ ПОЛУОСТРОВ), 19 сентября 1943 года. Британские хирурги в операционной, организованной в церкви, в северном секторе берегового плацдарма Салерно.

Доктора жили в сиротском приюте, примыкавшем к церкви. Дежурный врач предложил мне свою кровать. Спать ему все равно было некогда.

Утром мы завтракали вместе с ним. Пока мы ели, в церковный сад