Кавказская рулетка - Ольга Владимировна Покровская

Мальчишку мы поселили на кухне, стелили ему на раскладушке. Ислам, тем не менее, при нем отказывался прикасаться ко мне даже пальцем. Это, впрочем, имело некоторые основания. Однажды ночью я, не позаботившись накинуть халат, пробралась в кухню попить воды в одной коротенькой ночной рубашке, и сквозь груду подушек на меня немедленно уставился зоркий любопытный глаз.

Чтобы все-таки предаться кое-каким плотским радостям, приходилось мотаться по трехкопеечным гостиницам, мыкаться по чужим углам. Деньги, заработанные мною в США, таяли на глазах, Ислам же не утруждал себя вливаниями в семейный бюджет. Проще говоря, он не утруждал себя вообще ничем. Он просто находился рядом– и все. Этого, считал он, было вполне достаточно.

В конце концов, одной насморочной ночью в начале апреля нам таки не хватило денег снять номер в самой затрапезной, притулившейся где-то за МКАДом гостинице, и я, измотанная, осатаневшая от всего этого веселья последних месяцев, застряла тут же, в заплеванном гостиничном баре и принялась методично напиваться. Ислам теребил меня, но довольно таки вяло, пытался увести домой, в конце концов, выволок-таки на улицу, где я, рухнув на мокрую тумбу у обочины шоссе, разразилась потоком брани:

– Никуда я не пойду! – с пьяным надрывом кричала я. – Так и буду здесь сидеть. Да! А что? Мне есть куда пойти? В моей квартире твой бедный родственник окопался! Сколько он еще собирается тут торчать? В какой институт, интересно, ты собрался его пристраивать, если он даже по-русски не говорит? В заборостроительный? А, может, это вообще твой сын? Может, ты и всю свою семейку собрался ко мне переселить? И детишек, и жену законную, а?

Он пытался что-то сказать, я же лишь махала руками:

– Не хочу слушать, наркоман ты долбанный! Как же ты достал меня! Как все это меня достало!

Тогда он вдруг резко развернулся и пошел прочь, к дороге, не говоря ни слова, не глядя, уверенно ступая по лужам, по остаткам размокшего проксишего снега.

– Стой! – уже окончательно заревела я в его удаляющуюся спину, в развивающиеся по ветру седоватые жесткие волосы. – Стой! Вернись, сволочь! Я не могу без тебя!

Он же, не оборачиваясь, свернул к малоосвещенному шоссе, поднял руку, ловя машину. И тут же перед ним затормозил черный тонированный форд.

Ему ничего не стоило бросить меня вот так, одну, без денег, посреди ночи, в незнакомом районе. Я вскочила на ноги и побежала за ним, не зная, что сделаю сейчас – расцарапаю в кровь его надменную рожу или упаду к его ногам, вымаливая прощение. Просто повиновалась какому-то импульсу, пьяному порыву, сорвавшему меня с места. Я видела, как за ним захлопнулась дверца, как машина резко тронулась с места, и все равно продолжала бежать, задыхаясь, глотая холодный весенний воздух. В оранжевом свете фонарей, обрамлявших темную дорогу, мне хорошо видно было, как автомобиль резко развернулся на перекрестке, и со стороны пассажирского сидения на дорогу тяжело выпал какой-то крупный темный предмет.

Не понимая ничего, видя лишь, что машина остановилась, что, должно быть, Ислам все-таки решил подождать меня, я кинулась вперед и бежала, бежала, не разбирая дороги, пока, споткнувшись об это, темное, не рухнула прямо на него.

Я почувствовала, поняла, что это Ислам, даже раньше, чем различила в темноте его бескровное лицо, едва вдохнула терпкий пряный запах, ощутила такое знакомое мне, столько раз прижимавшееся к моему тело. Он лежал, откинувшись на спину, в миг сделавшийся каким-то грузным, неуклюжим, неживым. Запрокинутое назад сереющее лицо, сомкнутые веки. Я хотела закричать, но из легких вырвался лишь хриплый всхлип.

Я не понимала, что с ним, надеялась, что, может быть, он просто оглушен, потерял сознание, когда его выкинули из машины, и все же продолжала ощупывать его тело в поисках раны. И, разумеется, нашла ее – ножевое ранение внизу живота. Нужно было что-то сделать – вызвать скорую, наложить повязку. Я метнулась к машине, водителя, конечно, давно уже не было, автомобиль без номеров тускло и потерянно светил фарами в темноте. Схватилась за телефон и вспомнила, что номер мой давно заблокирован. Проклятое безденежье последних недель! И ни одной машины, которую можно было бы остановить, прося о помощи.

Что делать? Бежать обратно к гостинице в поисках телефона? Но как оставить его здесь, одного, в темноте, истекающего кровью?

Словно во сне, я услышала за спиной голос:

– Вот и все. Этого ты хотела, да?

Обернувшись, я разглядела во влажной темноте белое лицо Дени – заострившиеся скулы, страшные остановившиеся какие-то глаза.

– Ну что ты так плачешь? Зачем убиваешься? Он ведь никогда не любил тебя, у него жена в Грозном, и младший сын. А этот пацан в твоей квартире – его старший. Он зацепиться за тебя хотел, чтобы всех их в Москву перетащить. Он дерьмо! А я люблю тебя, и ты меня любила, пока он не появился. Я говорил, что уничтожу его, уберу с пути. И сделал это! Теперь ты только моя.

Я подумала сначала, что он не в себе, что все это какой-то горячечный бред, кошмар, который скоро рассеется.

– Как ты здесь оказался? – спросила почти безучастно.

– Я следил за вами, все время следил! – запальчиво заявил он. – Я знал, что он все равно тебя бросит…

– Дай телефон! Нужно вызвать скорую! – я шагнула к нему, но он отступил назад, отбросив мою руку. – Дурак, он же истечет кровью! А тебя посадят за убийство!

Я схватила его за лацкан куртки, попыталась выхватить из кармана телефон. Он отталкивал меня. Мы боролись в дышащей ледяным туманом тьме, отчаянно, почти безмолвно, хрипло дыша. Наконец, мне удалось выхватить трубку, я метнулась в сторону и побежала, на ходу набирая номер.

Мутный рассвет нагнал нас, шагающих по обочине шоссе. Полчаса назад Ислам перестал дышать, так и не придя в сознание. Мне казалось, я всю жизнь буду ощущать тяжесть его головы у себя на коленях. Теперь все уже было кончено, не было никакого смысла оставаться и ждать приезда скорой. Дени заставил меня подняться, почти толкал, направляя в сторону все еще спавшего огромного серого города.

Он шел рядом и, не умолкая ни на минуту, бубнил:

– Теперь мы всегда будем вместе. Никто не встанет поперек дороги. Ты – моя женщина, я заслужил на это право.

Постепенно мне удалось усилием воли отключить слух, отрешиться от его монотонных заклинаний, и лишь взвывшая в тумане милицейская сирена вывела меня из этого транса. Дени рванулся в сторону, отрывисто закричал что-то выскочивший из автомобиля человек в форме. Я видела, как двое повалили Дени на сырую влажную землю, заломив его руки за спину. Мне было почти все равно.

* * *

Жизнь моя идет своим чередом. Съемки, спектакли, поездки, перелеты, гостиницы. Вереница ярких, насыщенных, суматошных дней. Мне почти удалось вымарать из памяти тот далекий эпизод. Почти…

Лишь раз в году, когда выпадает особенно темная, сырая и ветреная апрельская ночь, мне делается отчего-то тревожно. Где бы я ни находилась – в суетливой и тщеславной Москве, в изысканном и галантном Париже или в бешеном Нью-Йорке, что-то выталкивает меня на улицу, заставляет подставлять лицо моросящему дождю и вслушиваться в стон ветра, словно надеясь расслышать в нем ответ, на не дающий мне покоя вопрос: неужели он совсем не любил меня? Неужели это был лишь холодный расчет, хорошо спланированная афера? А все это наше слияние душ я только выдумала?

Ветер не дает мне ответа, может быть, потому, что я его знаю и сама. Нет, конечно, нет. Я знаю, он тоже любил меня. Именно это и выкручивало его, выматывало душу. Он рассчитывал, что сможет в нужный момент отречься от меня, но, под конец, уже понимал, что не сможет.

Я не думаю о том, какое будущее ждало бы нас, если бы не нож Дени (мне говорили, что отец за какую-то немыслимую взятку сумел значительно скостить ему срок заключения, впрочем, это точно не известно). Наверное, его и правда у нас не было, этого будущего. Он был моим настоящим, а стал – прошлым. Прошлым, о котором мне почти удалось забыть. Которое не беспокоит меня. Разве что только в некоторые тревожные апрельские ночи…

Навсегда

Из больничного коридора пахло хлоркой и перловым супом. Лязгали металлические каталки, отрывисто доносились голоса медсестер. По стене, выкрашенной в тоскливый желтый цвет – и почему в больницах