О женской стыдливости - Жан-Клод Болонь

Стыдливость некоторых монахинь, таких, как Клер де Монтефалько (ум. в 1308 году), доходила до того, что они ложились спать в длинной рубашке, в которую закутывались с головы до пят и пропускали ее между ногами так, чтобы одна нога не дотрагивалась до другой. Когда Клер было всего девять лет, сестра отругала ее за то, что у нее во сне обнажилась одна нога.

Не будем делать слишком широких обобщений ни в одну, ни в другую сторону. С одной стороны, может поразить то, что женщина отказывается обнажаться как перед мужем, так и перед служанками. Несомненно, здесь сказались реакции стыдливости, и женщин конечно же направляли в этом духовники, подобные Теодору Кентерберийскому, но нельзя пренебречь и тем, что мужья не слишком одобряли такое поведение жен.

Такая повседневная нагота напоминает «не-стыдливость» (apudeur) земного Рая: и та и другая существуют бессознательно и не связаны с плотским желанием. Однако следует учесть некоторые нюансы. С одной стороны, христиане Средних веков мечтали о сексуальности, подчиненной воле, а не желанию, и проецировали эту мечту на миф о земном рае. Разумеется, относительная терпимость к повседневной наготе соотносится с определенными сферами жизни в определенных обстоятельствах, в отличие от постоянной наготы Адама и Евы до грехопадения. Повседневная нагота тесно связана с нравами определенной эпохи и определенной страны, и эти нравы способствуют тому, что подобная нагота воспринимается как невинная. Однако известно очень много исключений и примеров, свидетельствующих совсем о другом, так что мы не можем говорить о повсеместной невинности наготы в Средние века. Нагота часто становится причиной смущения и неловкости, если речь идет о взаимоотношениях людей разного пола. Здесь можно говорить о сексуации: та нагота, что естественна между женщинами, воспринимается как нечто неуместное под взглядом мужчины и подчиняется нормам пристойности.

Два взгляда

В романе Филиппа де Реми «Однорукая» (XII век) рассказывается, как венгерский король влюбился в собственную дочь, потому что она напоминала ему покойную жену. Одной из ключевых сцен романа является та, где король обнаруживает, что им владеет кровосмесительное желание, и его дочь тоже замечает это. Девушка расчесывает волосы у себя в спальне, а ее отец вдруг видит ее совсем другим взглядом и выходит из комнаты, покуда страсть не овладела им. Но дочь замечает его смятение. «И стало ей стыдно, она покраснела», — сдержанно сказано в романе. Не сказано о том, что она была обнажена или просто в нижнем белье; вторжение в область интимного происходит лишь потому, что она расчесывает волосы, а волосы в Средние века воспринимались как нечто очень эротизированное. Но дочь короля Венгрии не искушала своего отца, она не могла подозревать, как он к ней относится.

Автор подчеркивает, что девушка заметила, как изменился взгляд короля. Он застиг ее в ситуации интимной, но не непристойной. Позже король заходит к ней в комнату и ведет себя так же, как и раньше: он берет ее за руку, садится к ней на кровать. В этот момент ей не стыдно, она лишь удивлена, когда отец сообщает, что хочет жениться на ней. Таким образом, краска стыда, которая появилась у нее раньше, вызвана не удивлением, не особыми словами, не вторжением в личное пространство, а лишь осознанием того, что взгляд отца изменился.

Взгляд мужчины порождает стыдливость. Если женщину вожделеют, она чувствует себя обнаженной, даже если на самом деле одета. Она может не говорить ни слова, но выдает то, что лежит в глубине ее души. В «Тристане» Беруля описано, как Изольда на глазах у всех обменивается долгим прощальным взглядом с Тристаном, когда узнает, что его изгоняют на год, — при этом она краснеет «от позора». Взгляд бесстыднее, чем то, на что он направлен, потому что он порождает чувство стыда в том, кто является объектом взгляда. Античные и средневековые мыслители считали взгляд некой активно воздействующей силой. Ученые писали, что взгляд — это луч, который улавливает то, на что взгляд направлен. Для влюбленного взгляд — это крючок, на который можно поймать сердце возлюбленной. Колдун верит в то, что взглядом можно заворожить, врач — в то, что взглядом можно передать животные духи, а хронист — в то, что взглядом можно отравить. Теория взгляда как луча восходит еще к учениям досократиков (Эмпедокл), она развивается в диалоге «Тимей» Платона. Она была очень распространена в Средние века, хотя и разделялась не всеми.

Oculus impudicus — «бесстыдный взгляд» мужчины вызывает в женщине стыдливость, но при этом ей становится стыдно за то, что она вызвала постыдное желание. Можно ли удивляться такому смешению понятий, если сам взгляд мыслится как отрава? Святой Людовик Каталонский посмотрел вожделеющим взглядом на королеву Франции, которая не ответила ему взаимностью. Этот взгляд не угас даже после смерти королевы и «затвердел как хрусталь». Посторонний взгляд заставляет осознать свое тело как объект презрения или вожделения. Сходным образом он заставляет осознать, что совершена ошибка, которая, в свою очередь, по-рождает другую форму стыдливости — ощущение позора. Стыдливость, таким образом, пропорциональна тому, насколько человек доверяет другому. Если стыдливость — это «свидетельство о недостатке», то перед мудрецами человек будет краснеть, а перед детьми и животными нет, так как их мнение для него не имеет веса, считает Фома Аквинский. Мы скорее покраснеем перед своими близкими, чем перед чужаками, так как мнение близких о нас основано на знании наших привычек. Встретив девушку, сбежавшую с монахом, Гильом де Марешаль предложил примирить ее с братом. Но девушка испугалась, что ей будет стыдно своих близких, и заявила, что никогда более не покажется там, где все ее знают. Таким образом, можно сказать, что мы сильнее стыдимся тех, кто может нас порицать, чем тех, кто разделяет с нами одни и те же грехи. Именно поэтому мы часто предпочитаем окружение малопочтенных людей и избегаем взглядов наших близких, власть имущих, болтунов.

Это почти что феноменологическое рассуждение подчеркивает, насколько важно для стыдливости осознание того, что происходит. А наше сознание и наша совесть в очень большой степени зависят от посторонних взглядов. Очень редко говорится, что надо стыдиться своего собственного взгляда. Иероним Стридомский именно поэтому запрещает девушкам мыться в ванной. Иногда мы видим отражение того же стыда перед собственным взглядом в житиях святых и благочестивых епископов. Добавим еще стыд от взгляда, брошенного на другого. Он заставляет отдать себе отчет в собственном желании и потому вводит в замешательство. Такая пассивная стыдливость проявляется в основном у женщин (мужчины реже стыдятся своего желания); она возникает относительно недавно — в христианские