Совдетство. Книга о светлом прошлом - Юрий Михайлович Поляков

все как один всплыли брюхом вверх. А лектор тем временем нудно объясняет залу, что науке доподлинно неизвестно, есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе. Тут на сцене появляется главный милиционер и грустно предлагает всем разойтись, так как жизни на Марсе больше нет. Это точно.

– Шик! – прошептал мне Ларик. – В Гагре тоже пробу у берега брали.

– И что?

– Сплошная моча.

– Откуда знаешь?

– Пахан рассказывал, ему главный врач признался.

На несколько мгновений экран погас, стало совсем темно, зато звезды над головой засияли ярче, они подрагивали так близко, что, казалось, протянув руку, их можно снять с неба, точно новогоднюю игрушку с елки. Но я-то знал: они очень далеко, и никакой шланг с Марса до Земли протянуть невозможно, наоборот, до соседней галактики надо лететь тысячи лет, сотням поколений, на огромном космическом корабле, который будет и роддомом, и кладбищем одновременно. Я невольно подумал о смерти, но без ужаса, как о чем-то несбыточно-неизбежном, вроде окончания школы…

Но тут из бойницы снова ударил конус света, озарив экран во весь широкий формат. Стало светло, как днем.

– Зырь! – Ларик ткнул меня в бок.

В самом заднем ряду, куда билеты раскупаются в первую очередь, несколько парочек, воспользовавшись темнотой, целовались взасос. Вспышка застала их врасплох. Они, не сразу сообразив, что к чему, все же оторвались друг от друга. Мужчины сердито озирались, придавая лицам деловитость, а смущенные женщины, съежившись, вытирали мятые рты, проверяли пуговки на блузках и зачем-то одергивали платья на коленях.

34. Детям до шестнадцати

…А через экран сквозь зеленую рощу к реке уже бежала, хохоча, парочка: плечистый парень по имени Николя догонял Анжелику, зрелую рыжеволосую особу, канавшую под девочку. Я давно заметил: если кино про любовь, там герои постоянно друг за другом гоняются, как в салочках. Он ее все-таки настиг, прижал к стволу, она смутилась и приказала ему принести из воды кувшинку. Николя, нырнув с берега, исполнил повеление, а потом они, резвясь, стали плескать друг в друга, правда, неумело. Чтобы струя летела далеко и прицельно, надо, плотно сжав пальцы, сложить ладонь «домиком» и ударить со всей силы, как бы сдвигая запястьем верхний слой воды. Тогда бьет не хуже брандспойта. Но тем не менее тонкая белая блузка Анжелики намокла и стала прозрачной, облепив основательную грудь с выпуклыми сосками. Николя застыл на месте, как в игре «замри-отомри», не в силах оторвать глаз от запретного зрелища. Она сперва по девичьей простоте не поняла причину его остолбенения, но потом на ее лице, загримированном под наивную юность, забрезжила стыдливая догадка. И тут послышалась стрельба, донеслись душераздирающие вопли: в деревне начался средневековый произвол…

– Классные буфера! – шепнул Ларик, дохнув на меня портвейном. – Не всё вырезали!

– Есть за что подержать, – кивнул я.

Паралич ошарашенного французского парня понять можно. Когда в прошлом году после летних каникул я пришел на первый урок физкультуры, то остолбенел не хуже Николя. Еще весной все наши девчонки, за исключением Ритки Обиход, родившейся, наверное, сразу с третьим номером, были очевидными «плоскодонками», – и вдруг у доброй половины выперли груди. У Козловой чуть заметные, вроде припухлостей, у Надьки Зозулиной поосновательнее, а у Райки Галушкиной – почти взрослые, мечущиеся туда-сюда под майкой во время бега с препятствиями. Эти изменения бросились мне в глаза еще и потому, что за лето сверстницы выросли из физкультурной формы, она стала тесной, узкой, резко обозначив нескромные прибавления. Понятно, на следующее занятие мои стыдливые одноклассницы пришли уже в новых майках, на два размера больше нужного, чтобы скрыть досадные выпуклости. Только Райка продолжала ходить в обтяжку, как цирковая акробатка, пока наш простодушный физрук Иван Дмитриевич не сделал ей замечание, мол, Галушкина, титьками будешь трясти в другом месте, а тут надо через коня сигать и шестьдесят метров на время бегать! Но что взять с нее, если она в пятом классе, к ужасу Истерички, глаза начала подводить и ногти красить!

Однако самое главное изменение заключалось в другом, точнее – во мне. Даже не знаю, как это объяснить, но попробую… Лет до тринадцати я воспринимал девчонок как разновидность мальчишек: они такие же, как мы, но ходят в платьях, с ними запрещено драться, да еще природа для разнообразия наделила их «сумочками» вместо «колбасок». Вот и вся разница. И вдруг прошлой осенью, вернувшись с юга в школу, я ощутил, что мои повзрослевшие сверстницы в буквальном смысле другие – противоположный пол! И если раньше я разговаривал с Зозулиной точно так же, как с Петькой Кузнецовым, глаза в глаза, как человек с человеком, то теперь мне приходилось удерживать свой взгляд, так и норовивший сползти на обозначившуюся грудь. А это неправильно! Я же общаюсь с лицом, а не с торсом. Девчонки, кстати, сразу засекали мой новый интерес, краснели, сутулились, поджимали губы. Все, кроме Райки. Эта, наоборот, выпячивалась, как Иван Поддубный на арене цирка.

…В общем, намучилась Анжелика со своей выдающейся красотой, которую всем хотелось попробовать, как соленый огурчик на базаре. Особенно меня возмутил один маркиз, он отправил несчастную в нокаут прямым в челюсть, как на ринге, а когда она рухнула на пол, припал к ней и стал нежно целовать. Ну и нравы у них там в Лувре! Но я забежал вперед. Сначала разорившийся отец решил Анжелику сплавить замуж за богача, графа де Пейрака, хотя она жениха в глаза не видела, а только слышала о его редком уродстве. И безутешная девушка решила отдать свою невинность милому, верному Николя, но едва голубки уединились на сеновале, как их застукал бдительный дворецкий. Придя в ярость, он хотел заколоть шпагой мужлана, посягнувшего на честь госпожи, однако в результате короткой стычки сам был пронзен вилами. Парень, чтобы не попасть на виселицу, скрылся, а Анжелику силой отправили под венец, и, кстати, вместо жениха приехал вассал с доверенностью. Муж бедняжке достался весь переломанный, колченогий, изуродованный, со шрамом, как у Отто Скорцени – через все лицо. Но графу удалось постепенно приучить к себе молодую жену, заманить на брачное ложе, а встав наутро с постели, она влюбилась в него, как кошка.

Но пришла беда, откуда не ждали: на юную графиню положил глаз сам король Людовик XIV, а бедного де Пейрака сожгли на костре за то, что он умел делать из свинца золото, хотя по уму за это надо давать Ленинскую премию. В результате мать-одиночка Анжелика едва не погибла с двумя детьми на руках, но на помощь пришел