Совдетство. Книга о светлом прошлом - Юрий Михайлович Поляков

Николя, он к тому времени окривел, как ветеран-контролер, и стал вожаком парижских воров, а те неплохо зарабатывали, грабя припозднившихся горожан. Постельные сцены в фильме были, но обрывались на самом интересном месте. Я так и не понял: отдала овдовевшая Анжелика одноглазому спасителю хотя бы остатки своей чести или же они ограничились дружбой…

Когда на экране по ходу возникал солнечный день или ярко освещенный бал, лица зрителей выступали из темноты, и я отыскивал в седьмом ряду знакомый профиль Зои. Она сидела между отчимом и Томой, смотревшей на экран с простодушным восторгом. Аникин весь сеанс сжимал ладошку жены, словно она, невзирая на свои габариты, могла упорхнуть от него на экран, к какому-нибудь приставучему маркизу. А в тот момент, когда Жоффрей де Пейрак бился на шпагах с приезжим наглецом и упал из-за своей изуродованной ноги, оказавшись на краю гибели, Зоя в испуге схватила отчима за свободную руку и не отпускала до конца сеанса. Это было так трогательно, что весь план нападения на Михмата показался мне дурным сном, который развеется сразу же после звонка будильника.

– Ну и почему детям до шестнадцати? – возмутился Ларик, едва зажегся свет на столбах.

– Непонятно, детский сад… – поддакнул я.

А по экрану, побледнев и померкнув, еще ползли имена тех, кто снимал фильм, шил костюмы, играл и озвучивал роли. Я прикинул и понял, что в создании картины принимало участие примерно столько же народу, сколько работает на Маргариновом заводе. Ничего себе!

Зрители меж тем ринулись к выходу так, словно начался пожар и надо срочно спасать свою жизнь. Зачем? Куда торопиться? В отпуске же! Я не спешил, обдумывал увиденное, размышляя о том, что мужчинам в жизни все-таки легче приходится, чем женщинам, на слабый пол все время набрасываются, принуждая отдать честь, и не только маркизы с баронами, но даже Ларик с Гогой. Правда, у французов это называлось «вкусить райское наслаждение», а у моего друга – «подогреть и отхарить». Вот и вся разница. Безобразие, конечно, ведь сами девушки, если им кто-то и нравится из парней, не накидываются на них с поцелуями, а томятся, сохнут, вздыхая издалека, хотя Башашкин и утверждает, будто Муслима Магомаева после концерта постоянно караулят буйные особы с букетами. Отгоняет их конная милиция, спасая великого певца, ведь в противном случае его просто разорвут на сувениры.

Мы вышли последними, одноглазый контролер, пожав нам, как взрослым, руки, передал привет Сандро и пригласил почаще заглядывать в кино: на днях обещали привезти импортную комедию «Бей первым, Фредди!». Тоже, кстати, детям до шестнадцати не рекомендуется. Значит, надо смотреть!

За два часа хмель из головы почти выветрился, оставив тяжесть в затылке, затхлую сухость во рту, а также виноватую тоску в сердце. И это после нескольких глотков портвейна! Что же будет, если выпить целую бутылку «Московской» с прицепом? «Прицеп» – кружка пива, без которого водка – это деньги на ветер, как говорит дядя Витя Петрыкин, но его от гастронома в общежитие обычно приводят или приносят, а как-то зимой привезли на санках.

Большинство мужчин и отдельные женщины, выходя из летнего кинотеатра, жадно закуривали, изголодавшись за сеанс по никотину, убивающему лошадь. Лужайку заволокло табачным дымом, он медленными слоями поднимался вверх, сливаясь со звездной пылью. В небе тяжко заскрежетал Ту-134, взлетевший с аэродрома в Сухуми, мы задрали головы, рассматривая габаритные огни на хвосте и длинные, чуть скошенные крылья. Под фюзеляжем вспыхивал и гас красный фонарь, напоминая бьющееся сердце. Не дай бог остановится в полете! Наверное, если посмотреть вниз из иллюминатора, наш летний кинотеатр покажется размером с обувную коробку, а мы сами – крошечными, как фигурки дорожных шахмат.

– Стой здесь и наблюдай! – приказал мне Ларик, по-взрослому закурив и даже угостив сигаретой пробегавшего мимо знакомого пацана.

Оглядевшись и снова для конспирации нацепив на нос мои шпионские очки, он, стараясь не попадаться на глаза Михмату, поспешил к своей команде, давно уже слезшей с платана и ожидавшей указаний от Гоги. На душе стало гадко, муторно и неловко за то, что они собирались сделать. И вдруг меня окликнул голос, от которого по всему телу пробежал горячий озноб:

– Э-гей! Да это же Юрастый! – Зоя махала мне загорелой рукой. – Ты чего такой гордый? Как дела, попутчик?

– Как сажа бела… – пробормотал я и на всякий случай сунул в рот мятный леденец.

– Иди к нам! Не бойся! Помнишь, он с нами ехал?

– Добрый вечер! – пробормотал я, подходя к ним.

– Добрый, коли не шутишь! – Михмат подозрительно оглядел меня с ног до головы, видимо, не обнаружив ничего опасного.

Его рукопожатие было небрежным, но таким сильным, что у меня слиплись пальцы. А студентка успела шепнуть о чем-то Томе, наверное, предупредила, что про мое участие в походе к паровозику отчиму знать не обязательно. Ткачиха кивнула с видом надежной сообщницы.

– Да, конечно, у меня еще память не отшибло, – усмехнулся электронщик. – Это тебе в лицо спитым чаем попали?

– Мне… – радостно закивал я.

– Ну вот, я же тебе говорила! – Зоя, а следом и все остальные просветлели, словно речь шла о моей главной заслуге в жизни.

– Я тоже помню этого мальчика. – Мамаша расплылась в доброй улыбке. – У тебя очень приятные родители.

– Дядя и тетя, – вежливо поправил я.

– Тем более! Тебя Юрой зовут?

– Юрой.

– А меня Виленой Дмитриевной. Ты в каком классе учишься?

– В восьмой перешел.

– Ну, совсем взрослый! – усмехнулся Михмат, проникаясь ко мне доверием. – Как вам фильм, молодой человек? Какие впечатления?

– Ну, это имеет право на существование. – Я механически ответил так, как руководитель нашей изостудии Олег Иванович говорит, если видит на мольберте что-то несуразное.

– Ах, вот оно как? – отчим глянул на меня с удивлением.

– Все интересное вырезали, – добавил я, объясняя свою оценку.

– Да, верно, – кивнул он. – Я видел в Доме кино недублированную копию. Совсем другой коленкор!

– И правильно, что вырезали, – строго заметила мамаша. – Незачем на экран похабень тащить! В жизни грязи достаточно.

– А кто это все вырезает? – спросила Тамара.

– Госкино, – машинально ответил я, вспомнив рассказ Добрюхи о горемыке с гаремом.

– Верно! Тебе кой годик, Юра? – поинтересовался с недоумением Михмат.

– В ноябре пятнадцать будет.

– У тебя, наверное, родители в кино работают?

– Нет, на заводе…

– Странно. Надо же.

– А ты знаешь, что Жоффрей на самом деле остался жив? – радостно спросила Зоя, гордясь, что познакомила родителей с таким интересным мальчиком. – Скоро выйдет продолжение.

– Жив? Не может быть!

– Да, вместо графа манекен сожгли. У нас одна девчонка книжки Голонов в класс приносила – на французском. Я же