250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

с фронта в Кавказскую армию, оказался полковник Смирнов из VII строительной партии по укреплению тылового района Юго-Западного фронта. Великий князь Николай Николаевич не нашел возможным предоставить ему должность на Кавказе и приказал откомандировать его обратно. «Если вашему высочеству угодно будет знать причины, то испрашиваю указания, и тогда великий князь сообщит их вашему высочеству особым письмом».

► Покотило телеграфирует Алексееву: «Сейчас получил предложение от генерал-адъютанта Куропаткина должности главного начальника снабжений. Я с радостью согласился, считая себя счастливым. Телеграфировал генералу Куропаткину, военному министру и усердно прошу ваше высочество всеподданнейше ходатайствовать, если благоугодно будет меня на эту должность, то должность войскового атамана считать вакантной. Для пользы дела считаю безусловно необходимым не оставлять на Дону временного заместителя, а назначить нового постоянного атамана, полного хозяина дела[74]. Явите милость, не откажите мне телеграфировать».

► Сегодня впервые дежурил при царе новый флигель-адъютант князь Игорь Константинович. Молодой, с виду симпатичный юноша. Держит себя относительно офицеров очень вежливо, а к старшим в чине почтительно. Воейков его третирует: не встает, когда тот, еще издалека держа руку у козырька, подходит к скамейке, где он сидит, между тем как все остальные сидящие, и в их числе Граббе, конечно, встают. Штакельберг, подходя, также здоровается сначала с Воейковым, а потом уже с Игорем. Очевидно, Константинович не в особенной чести.

► Стокгольмский посланник Нелидов доносит: «Я не придаю непосредственно угрожающего значения агитации по поводу Аландских островов. Но, с одной стороны, она указывает на военные планы Германии в сторону Финского побережья, с другой же – она направлена против Валленберга. Шансы активистов и Луциуса (германский посол в Швейцарии. – М. Л.) на удаление Валленберга малы, но если это тем не менее случится, то тогда положение следовало бы безусловно считать весьма ненадежным и даже опасным. Полагаю, что нам все-таки необходимо принять меры защиты в озерной Финляндии и на берегах Белого моря, между Кандалакшей и Колой, так как я осведомлен, что есть удобопроходимые пути между Ботникой и Белым морем на Рованиеми. Там неприятель, конечно, может подвигаться лишь малыми отрядами и без больших тяжестей, но шведские войска именно к такого рода маневрам приучены и нарочито способны. Только отнюдь не следует сосредоточивать наших войск в Северной Финляндии. Военный агент разделяет мою точку зрения».

► Сиверс сообщил великому князю Александру Михайловичу, что войска продолжают расстреливать свои аэропланы, совершенно не будучи знакомы с нашими аппаратами, – то есть свидетельствует о том сплошном незнании авиационного дела, на которое я уже указывал. Сегодня Александр Михайлович донес об этом Алексееву и высказал мнение, что если за 22 месяца войны войска не научились распознавать своих аппаратов от чужих, то теперь уже поздно устанавливать какие-либо особые опознавательные знаки, тем более что, пока их изучат, будут продолжать расстреливать; да установление их не имело бы значения еще и потому, что немцы сейчас же стали бы применять точно такие же знаки… Словом, получилось заколдованное кольцо романовского идиотизма.

Александр Михайлович телеграфировал также: «В доказательство интенсивности работы авиаотрядов доношу, что за январь-март 1916 г. выполнено 3624 ч разведки, что равняется 330 000 верст, между тем как в то же время 1915 г. сделано 2408 ч и 220 000 верст…» Он, несчастный, и не понимает, что все эти цифры дуты и не имеют никакого значения, если это все обожаемые им петли и круги…

► Роман Александрович Емельянов как-то прикосновенен к тереховскому делу по партизанскому разрушению в немецком тылу.

27-е, среда

Все наши полковники Генерального штаба по старшинству, кончая Корсуном (Базаров, Носков, Стахович, Кудрявцев, Корсун), сейчас уже могли бы командовать полками, но… не хотят. Один Пиковский ждет своей очереди (за Ассановичем и Щепетовым), говоря, что не хочет, чтобы после войны кто-нибудь смел ему сказать, что он прятался в штабе, что он мирный командир своей будущей дивизии, да Александров вот-вот на днях ждет бумаги о комплектовании полка второй бригады, предназначенной во Францию. Это – два человека с чувством долга.

► Борисов только недавно окончательно легализирован – назначен исполняющим должность генерала для поручений при начальнике штаба.

► Единственный наш фронт, где у нас войск меньше, чем у противника, это Юго-Западный, но там ведь австрийцы…

► Передо мною лежат программы курса Академии Генерального штаба. Все, что хоть немного ставит будущих офицеров Генерального штаба рядом с гражданской жизнью страны, – это «Военное хозяйство в военное время» (младший курс, военная администрация), «Военная статистика России» (старший курс) и «Военное хозяйство в мирное время» (старший курс, военная администрация)… Ни понятия о государственном праве и хозяйстве, ни об основном законодательстве и органах управления, ни о X томе Свода законов, ни о праве вообще, ни о финансах, ни о чем подобном они не получают никакого представления. Внутренняя политическая жизнь страны и внешняя политика – все это также terra incognita. Ясно, что подобная подготовка и не может дать людям понятия о том, что влекут за собой массовые эвакуации мирного населения, что значит заторможенное распределение продуктов внутреннего рынка, что такое печать и цензура, и прочее, и прочее – они шли вслепую, просто не подозревая о существовании страны…

Разумеется, академия должна быть реформирована прежде всего так, чтобы каждый, кроме общего курса, проходил избранную им специальность, вступая на особое отделение. Последние должны быть таковы: строевая служба, штабная служба, военная агентура и разведка. Каждый потом и пойдет по той дороге, к которой готовился. Срок обучения три года – из них два общих; профессора «гражданских» наук и предметов – из университетов, а отнюдь не своей безграмотной академической печи.

► Сегодня приехали французский министр юстиции Рене Вивиани (адвокат и журналист, в 1906 г. министр торговли, в 1913 г. – министр народного просвещения, потом премьер французского кабинета) и член кабинета, заведующий организацией боевого снабжения армии Альбер Тома. Они завтракали с нами, а у царя будут обедать. С ними, кроме артиллерийского подполковника Пушкарева, прибыл генерал Беляев. Он сегодня у нас был старшим: Алексеев и Пустовойтенко были на высочайшем завтраке. Беляев суетился, ожидая запоздавших гостей, Кондзеровский исполнял свою роль – глубокомысленно обсуждал и назначал, кто где сядет.

Вивиани среднего роста, в небольших усах, коротко стриженный, лицо умное, не совсем бодрый, какой-то утомленный. Тома – плотный, оживленный, с серебряным кольцом на мизинце левой руки и с золотым – на мизинце правой, в очках, с видом, как наши учителя средней школы или члены уездных земских управ.

Беляев сел на место Алексеева, справа от него Вивиани, слева – Тома; справа от Вивиани Базили, слева