Потерпевшие победу. Советские либералы и крах демократии в России (1987–1993 годы) - Гийом Совэ

направлены на усиление его личной власти путем создания новой должности главы государства – Председателя Верховного Совета. Последний наделялся широкими полномочиями: назначение исполнительной власти – Совета Министров СССР – и руководство ею, а также руководство законодательной властью в период между сессиями Съезда. Такое положение во главе Советского государства должно было позволить Горбачеву несколько дистанцироваться от Коммунистической партии, лидером которой он оставался, но где его решения по-прежнему зависели от коллегиальных органов – Политбюро и ЦК. Реформа не предусматривала прямых выборов нового главы государства путем всенародного голосования, что превратило бы СССР в плебисцитарную демократию в веберовском понимании этого термина. Вместо этого Председатель Верховного Совета избирался косвенным образом, голосованием депутатов Съезда СССР, из которых только две трети избирались непосредственно населением, а оставшаяся треть – корпоративным голосованием[241]. Эта сложная процедура была призвана в том числе обеспечить лояльность Съезда и, следовательно, избрание Горбачева. Одним словом, горбачевская демократизация выдвигала принцип народной легитимности без отказа от принципа лояльности к партии, чтобы выборы действительно привели к консолидации общества вокруг программы реформаторов.

Предложенная Горбачевым политическая реформа привнесла в советский политический ландшафт ряд принципиально новых элементов, в частности выборы с участием нескольких кандидатов, которые впервые дали гражданам возможность выразить свое недовольство у избирательной урны. Горбачев предполагал, что это протестное голосование будет направлено против привилегий номенклатуры и, следовательно, в пользу программы реформ. Однако он не предполагал, что народ может использовать конкурентные выборы для выражения протеста против его собственной неспособности выполнить обещания перестройки. Именно это и произойдет в результате выборов на Съезд, которые приведут не к консолидации общества, а к публичному выражению его раскола.

«Московская трибуна»: оппозиция с консультативной ролью

Политические реформы, принятые на XIX партконференции, были встречены в СССР с большим энтузиазмом. Популярность Горбачева, подорванная в последние месяцы неудачей первых экономических реформ, пережила мощный – и последний – взлет. Андрей Сахаров также поддержал Горбачева, хотя и с некоторыми оговорками. По инициативе своего друга, историка Юрия Афанасьева, он подписал коллективное письмо с осуждением недемократических методов отбора делегатов на партийную конференцию. Аналогичная озабоченность привела историка Леонида Баткина к предложению создать дискуссионный политический клуб, объединяющий ведущих представителей либеральной интеллигенции Москвы. Через Афанасьева Баткин предложил Сахарову принять участие в создании клуба. Тот согласился, и именно он придумал название – «Московская трибуна» (далее МТ)[242]. В состав учредителей вошли Леонид Баткин, Юрий Афанасьев, Андрей Сахаров, публицисты Лен Карпинский и Юрий Карякин, писатель Алесь Адамович, публицист Юрий Буртин, историк Михаил Гефтер, физики Аркадий Мигдал и Роальд Сагдеев. За исключением двух физиков, чьи имена были предложены Сахаровым, все основатели МТ внесли свой вклад в сборник «Иного не дано», вышедший несколькими месяцами ранее. Вплоть до конца перестройки MT утвердилась как самый престижный политический клуб либеральной интеллигенции. Здесь мы рассмотрим политическую стратегию, принятую членами этого клуба по отношению к советской власти, которая является хорошим индикатором общего отношения к ней советской либеральной элиты. До выборов 1989 года эта стратегия сводилась, по сути, к поддержке и просвещению своими советами реформистской власти.

В своих мемуарах, написанных с разницей более чем в двадцать лет, и Сахаров, и Баткин объясняют создание МТ стремлением создать «зачаток» оппозиции. В 1989 году Сахаров писал: «Главным аргументом необходимости организации такого клуба как одного из зачатков легальной оппозиции была оценка существовавшего в то время политического положения в стране как очень противоречивого»[243]. В 2013 году Баткин использовал аналогичную формулу. Идея создания МТ, по его словам, была навеяна следующей мыслью: «Не настало ли время… создать независимый и влиятельный дискуссионный гражданский клуб в качестве первого зачатка политической оппозиции?»[244] Хотя в 1989–1990 годах МТ действительно стала интеллектуальным инкубатором радикально-реформистской оппозиции, ее первоначальное призвание вовсе не было оппозиционным.

Для того чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить позицию, занятую МТ при ее зарождении, с уже существовавшими в то время моделями политических клубов в СССР. Они стали появляться с осени 1986 года, особенно в Москве, в рамках так называемого «неформального движения». Наиболее значимым из них на момент зарождения МТ был клуб «Перестройка». Основанный в марте 1987 года, он имел форму своеобразного мозгового центра экономистов и юристов поддерживающих реформаторов во власти[245]. Помимо научных дискуссий, организуемых на базе двух престижных научных институтов – Центрального экономико-математического института и Института экономики мировой социалистической системы, – клуб «Перестройка» регулярно выпускает информационный бюллетень для распространения своих идей и активно пытается влиять на власть имущих. Так, например, им была подготовлена политическая программа для делегатов XIX конференции КПСС, название которой – «Общественный наказ» – многое говорит о той посреднической роли между народом и властью, на которую претендует клуб. Однако подобная политическая стратегия, основанная на сотрудничестве с властью посредством советов с ней, не встретила единодушного одобрения. Напротив, члены неформального семинара «Демократия и гуманизм» под руководством диссидентки Валерии Новодворской в мае 1988 года устроили скандал, создав самопровозглашенную «оппозиционную партию» под названием Демократический союз, хотя никакой институциональной структуры для политической конкуренции, тем более на партийной основе, тогда не существовало. В глазах многих участников неформального движения члены Демократического союза были «радикалами», взявшими на вооружение упрощенные и непродуктивные методы диссидентства. В отличие от демонстраций, организуемых другими неформалами, демонстрации Демократического союза были жестко подавлены милицией. В отличие от них, МТ официально заявляла, что действует на основе «политического реализма», который Баткин определял как способность добиваться перемен, серьезно учитывая все ограничения, существующие в данной ситуации[246]. Не последнюю роль среди этих ограничений играла задача, типичная для оппозиции в коммунистических странах: «утвердить свой авторитет как лояльной, не восставшей группы, работающей над улучшением существующего политического тела [в обществе, где] публичная оппозиция нарушает один из важнейших обычаев политической культуры»[247]. Принимая во внимание эту ситуацию, МТ разрабатывала свои первоначальные стратегии с большой осторожностью.

Между оппозиционной моделью, олицетворяемой Демократическим союзом, и «мозговым центром» типа клуба «Перестройка» основатели МТ явно выбрали последний. В учредительной декларации МТ, подготовленной Баткиным и принятой на первом заседании, клуб заявлял, что находится на расстоянии от власти, что позволяет ему выносить «независимые, трезвые и критические» суждения, но намерен установить с ней «взаимоуважительный и разумный диалог»[248], чтобы представлять ей свои рекомендации:

В стране возрождается свободное общественное мнение. Мы создаем «Московскую трибуну» прежде всего для того, чтобы всемерно способствовать этому процессу и, со своей стороны, полноценно выражать самосознание интеллигенции. Выношенное духовное и политическое сознание мы считаем не просто