Потерпевшие победу. Советские либералы и крах демократии в России (1987–1993 годы) - Гийом Совэ

было встречено с большим подозрением социологами Владимиром Шубкиным и Леонидом Гордоном, которые предупредили своих коллег о реальном состоянии народа, который, как им кажется, не созрел для демократии. Гордон отмечал, что население страдает от алкоголизма, а Шубкин осуждал его невежество в вопросах политики:

И вдруг в этих условиях мы уже убеждены, что нам нужны только всеобщие прямые выборы, и наш добрый народ немедленно проголосует за того, за кого нам хочется. У меня в этом сомнения очень большие. Мне кажется, что, если собрать не интеллигентную элиту Москвы, которая уже 20 лет читает самиздаты <…> а взять основную массу народа, которая была занята добыванием хлеба насущного и до которой самиздат не доходил, обнаружится, что он [народ] сейчас находится в состоянии очень растревоженном, он не знает, что делать, куда идти… Поэтому я думаю, что говорить о том, что наш народ <…> вполне в этом отношении созрел, по-моему, социологически преждевременно[271].

Это ощущение изолированности интеллигенции лежит в основе удивления Сахарова разнообразием социального происхождения участников политических мобилизаций весны 1989 года:

Это были, в значительной части, знакомые по типажу лица – те, что так же простаивают очереди на выставку Шагала или на кинофестиваль, честные и умные, все понимающие, в большинстве своем стесненные материально пролетарии умственного труда. Но были там, без сомнения, и новые действующие лица исторической сцены… Это люди, выведенные из сна пассивности надеждами перестройки, рабочие и служащие, самая широкая масса интеллигенции[272].

Обнаружение народной поддержки за пределами привычных кругов интеллигенции, а также отказ советских властей прислушаться к их советам побудили членов МТ в ходе избирательной кампании перейти к типичным для «радикальных» неформалов способам политического действия – демонстрациям и политическим митингам. МТ впервые организовала демонстрацию перед зданием делегации Республики Грузия в знак протеста против жесточайшего подавления Советской армией мирной демонстрации в Тбилиси 9 апреля 1989 года. Но несмотря на их известность, эти интеллектуалы не были лидерами толпы. Мероприятие собрало всего несколько сотен человек и было быстро разогнано милицией. Комментируя это событие, один из лидеров неформального движения саркастически заметил: «Решение членов „Московской трибуны“ устроить демонстрацию свидетельствовало об их полном возмущении действиями властей – члены этой почтенной организации предпочитали собираться в уютном зале Дома ученых. Впрочем, и сейчас улицы оставались для них чужим и неуютным местом»[273].

Совершенно иными по масштабу были митинги в поддержку московских независимых депутатов, организованные на стадионе «Лужники» накануне открытия Съезда. Организация этих митингов стала результатом сотрудничества МТ с несколькими неформальными организациями, в том числе с Московским народным фронтом. Первая из таких акций, состоявшаяся 21 мая 1989 года, собрала более 150 тыс. человек. По наблюдениям журналиста, присутствовавшего на мероприятии[274], наибольшей популярностью у собравшихся пользовались Тельман Гдлян[275] и Борис Ельцин, два аппаратчика, создавшие себе репутацию критиков коррупции и привилегий номенклатуры, а также либеральные интеллектуалы Андрей Сахаров и Юрий Карякин. Ситуация была, мягко говоря, поразительной: менее чем через год после создания МТ, призванной консультировать власть, интеллектуалы Сахаров, Баткин, Афанасьев и Карякин оказались у микрофона совершенно другой трибуны; они обращались к толпе на огромном политическом митинге в компании более «радикальных», чем они сами, политических игроков, открыто призывающих к отмене монополии КПСС на власть.

Радикализация либеральной интеллигенции, которая, как мы видели, была спровоцирована кажущейся незаинтересованностью режима в ее советах и открывшейся политизацией народа, получила дополнительный стимул благодаря революционным событиям за рубежом. После неожиданного триумфа «Солидарности» на выборах в Польше 4 июня советские либералы могли смотреть на открытое противостояние режиму как на нечто иное, чем политическое самоубийство. В опубликованной в то время статье Баткин прямо призвал к «польскому раскладу» в создании оппозиции, которая могла бы вступить в диалог с властью при поддержке мощного массового движения[276].

Растущая решительность советских либералов наиболее ярко проявилась в последний день работы Съезда, 9 июня 1989 года, в противостоянии Горбачева и Сахарова, за которым наблюдали миллионы советских телезрителей. Получив слово под занавес Съезда, Сахаров начал страстно читать «Декрет о власти», который ему не удалось включить в повестку дня. Атмосфера быстро накалилась. Горбачев, которому надоело продолжительное выступление и которого, несомненно, раздражало его содержание, неоднократно прерывал Сахарова, прося сесть на место. Депутаты вели себя все более шумно. Потеряв терпение, Горбачев отключил микрофоны, так что голос Сахарова перестал быть слышен депутатам на галерке, которые с насмешкой наблюдали за стариком, что-то кричавшим с трибуны. Но телевизионные микрофоны продолжали работать, и речь Сахарова дошла до ушей телезрителей и произвела огромное впечатление на советское общество.

Вынесенный на Съезд «Декрет о власти» Сахарова – призыв к более масштабной реформе политической системы, чем та, которую затеял Горбачев. Его революционное заявление емко выражалось лозунгом «Вся власть Советам» и словом «декрет», которые напрямую отсылали к программе большевиков времен Октябрьской революции. В соответствии с принципом народовластия «Декрет о власти» предусматривал установление в СССР парламентского режима. Во-первых, Декрет требовал отменить 6‑ю статью Конституции СССР, закреплявшую «руководящую роль» партии, и тем самым положить конец ее монополии на политическую жизнь и перейти к многопартийной системе. Далее в «Декрете» содержится требование передать все законодательные полномочия Съезду, а также наделить его исключительным правом назначать на все важные исполнительные должности. В «Декрете» также содержится призыв «в будущем <…> предусмотреть» вопрос о прямых и конкурентных выборах Председателя и заместителя Председателя Верховного Совета, а также внести изменения в избирательное законодательство с целью отмены корпоративистского голосования общественных организаций[277].

Важность «Декрета о власти», очевидно, заключается не в его законодательной эффективности. В тех условиях, в которых он был издан, он мог быть только проигнорирован Съездом. Более того, как признает Сахаров в своих воспоминаниях, предложения, содержащиеся в «Декрете», не отличались особой оригинальностью. Идея сделать Съезд главным законодательным органом и возложить на него ответственность за проведение реформ, а также идея избрания Президента прямым конкурентным голосованием и внесения изменений в избирательное законодательство были выдвинуты МТ примерно за полгода до этого. Что касается отмены монополии КПСС, которую, как утверждает Сахаров, он добавил в свою речь накануне Съезда, ни с кем не обсуждая, то, как мы видели, это было одним из требований некоторых неформалов на собрании, в котором он участвовал несколькими днями ранее на стадионе «Лужники». Значительный же эффект «Декрета о власти», по мнению Сахарова, заключался в его «психологическом и политическом смысле», что позволило завершить Съезд «более радикально, более конструктивно и в более вселяющем надежду духе»[278]. Прочтение