Потерпевшие победу. Советские либералы и крах демократии в России (1987–1993 годы) - Гийом Совэ

Несмотря на критические высказывания по поводу отставания советских реформ от Восточной Европы, Сахаров неизменно заявлял, что «перестройка является объективной необходимостью», и поддерживал Горбачева как «единственную реальную кандидатуру»[303]. Сахаров не считал себя в оппозиции к Горбачеву, но твердость его позиции в отношении политических реформ тем не менее сделала его одной из самых радикальных фигур среди членов МДГ. На учредительном собрании в конце июля только половина присутствующих депутатов поддержала его предложение об отмене 6‑й статьи Конституции. Из пяти сопредседателей МДГ, избранных на заседании, Сахаров также получил наименьшее количество голосов – 69, тогда как за Ельцина было отдано 144 голоса, а за Афанасьева – 143[304]. После продолжительных дебатов заседание завершилось принятием ряда «тезисов к программе», которые члены МДГ хотели бы включить в повестку дня следующей сессии Съезда в декабре. В их число вошли предложения, подготовленные московской делегацией весной. Отмена 6‑й статьи – а значит, и многопартийной системы – в их число не входит.

Однако надежды членов МДГ на сотрудничество с реформируемым правительством, как и в случае с МТ, не оправдались. Советское руководство вновь отказалось сотрудничать с автономной политической группой, даже если она преследовала те же цели и не претендовала на власть. Неудивительно, что наиболее враждебная реакция последовала со стороны верхушки КПСС, которая крайне негативно восприняла вызов своей монополии на перестроечные ориентиры. ЦК и Политбюро резко осудили МДГ, а газета «Правда» провела кампанию против самых популярных ее лидеров – Ельцина и Афанасьева. Если враждебность консервативного крыла партии была вполне ожидаема, то гораздо более разочаровывающей для МДГ оказалась реакция реформистского крыла, с которым она хотела заключить союз. Горбачев, опираясь на информацию КГБ о якобы имевшем место экстремизме МДГ, запретил своему наиболее либеральному коллеге Александру Яковлеву посещать заседания группы. Присланный вместо него Евгений Примаков заявил МДГ, что деятельность депутатов может быть полезна только в рамках комитетов Съезда, и обвинил ее в том, что она выдвигает «несуразные требования» и создает «замкнутую группу», противостоящую Верховному Совету[305].

Осенью 1989 года произошло еще одно тревожное для либеральной интеллигенции событие. Консервативные националистические и коммунистические группы, в свою очередь, объединились в политическую силу – Объединенный фронт трудящихся – и противопоставили Горбачеву радикальную критику с другой стороны политического спектра. Депутаты МДГ, опасавшиеся, что их оппоненты прибегнут к массовой мобилизации, отчаявшиеся из‑за отказа реформаторских властей принять их требования и разочарованные неумелыми реформами правительства, провели второе общее собрание парламентской фракции 23–24 сентября 1989 года. Они заняли более четкую позицию, в том числе потребовали отмены 6‑й статьи Конституции. И вновь Афанасьев выступил с наиболее радикальной речью, призвав группу считать себя оппозицией. Для обоснования этой позиции он использовал аргумент, характерный для моральной перспективы либеральной интеллигенции, – императив искреннего выражения моральной истины, продиктованный совестью:

Ну, а как быть, если кроме этого голоса ты слышишь и свою совесть, исходящий из глубины души упрек в том, что ты второй раз (сначала при Брежневе, теперь при Горбачеве) можешь стать соучастником и соответчиком угробления нарождающейся демократии?.. Сказать или не сказать в этом случае, искренне и во весь голос, не только самому себе, но и им, в чем наши и их беды, промахи и ошибки? Сомнения нет: сказать![306]

В силу имплицитного морального монизма, о котором мы говорили в третьей главе, императив выражения своей совести рассматривается не как источник неустранимого расхождения мнений, а как способ их сближения. Афанасьев настаивает на том, что оппозиция, продиктованная совестью, принципиально «конструктивна». Радикально настроенная МДГ не просто поддерживает реформатора, а при определенных условиях объединится с ним как «союзник». Афанасьев настаивает на том, что эта оппозиция призвана консолидировать политические силы и общество, но в многостороннем порядке, с учетом предложений, отличных от предложений власти, а не на основе одностороннего консенсуса, навязанного Политбюро. Для преодоления раскола общества, который он назвал «поляризацией», «духовной и политической распрей», Афанасьев призвал провести внеочередное заседание Съезда для обсуждения «объединяющих» идей, предлагаемых МДГ. При этом он даже призывает «ко всеобщему перемирию, национальному мораторию на забастовки, всякого рода конфликты, столкновения и раздоры». Одним словом, оппозиция МДГ ему показалась «конструктивной», поскольку она консолидирует общество, а не мобилизует его.

Даже в таком «конструктивном» виде идея превращения МДГ в оппозицию была далеко не единодушно принята ее членами. На том же заседании в сентябре 1989 года депутат Юрий Болдырев заметил: «Существуют два разных видения тактики МДГ на Съезде: жесткое противостояние или поиск способов оказывать влияние на принимаемые решения»[307]. Однако, по его мнению, неудачи в работе с правительством связаны именно с излишне оппозиционной позицией МДГ: «Резкими заявлениями мы отбрасываем колеблющихся в лагерь консерваторов. Разговор с властью вести не удается, но это реакция на зачастую непродуманное, чрезмерное давление». Такое же разделение на умеренных и радикалов проявилось и в дебатах в МТ. Важно отметить, что эти обозначения, использовавшиеся в рабочих документах клуба и журналистами, освещавшими его заседания, не отражали соответствующих позиций членов клуба по отношению к коммунистической системе. На самом деле все члены клуба примыкали к лагерю сторонников демократии, западничества и рыночной экономики. В то время как некоторые члены стремились к реформированию социализма и восхищались скандинавской социал-демократией, другие выступали за явный сдвиг в сторону капитализма. Однако в то время это различие не считалось политически значимым. Умеренно-радикальный раскол в МТ шел по поводу более насущной проблемы: должны ли советские либералы выступать в качестве оппозиции или нет.

На заседании клуба 18 ноября 1989 года депутат Виктор Шейнис, член МДГ, заявил, что самая серьезная угроза демократизации заключается не в излишней пассивности Горбачева, а в появлении движений «правого популизма», в первую очередь Объединенного фронта трудящихся. Чтобы реформируемое правительство не предпочло опереться на них, он призвал депутатов-демократов отказаться от излишней критики в пользу конструктивных предложений, чтобы «линия раскола прошла правее Горбачева»[308]. С этим не согласны Яков Бергер и Леонид Баткин, которые отвечают Шейнису, что Горбачев и аппарат явно не в состоянии сами принимать необходимые решения, поэтому необходимо организовать достаточно мощное демократическое движение, чтобы заставить его действовать. Философ Владимир Библер даже предложил МТ возглавить эту демократическую оппозицию, поскольку МДГ, судя по всему, на эту роль не способна.

Сахаров принадлежал к наиболее радикальному лагерю МДГ. На встрече с уральскими рабочими в сентябре он уже выразил надежду,