Туринская плащаница. Свидетель Страстей Христовых - Жан-Кристиан Птифис

Доброго, который занял трон в августе 1350 года, в их путешествиях. Кроме того, в Шампани разразился серьезный кризис. Деревни пришли в запустение, что сопровождалось упадком ярмарок, не говоря уже об ужасающей эпидемии чумы, продолжавшейся полтора года и опустошившей этот регион; Шампань практически обезлюдела.

20 февраля 1353 года Эмери II Орлути, аббат Монтье-ла-Селль распоряжавшийся бенефициями в приходе Сен-Жан-де-Бонневаль, предоставил Жоффруа то, что можно назвать разрешением на строительство. Благодаря этой концессии рыцарь смог также создать кладбище, которое станет местом погребения его самого, его семьи, каноников и других служителей церкви.

Здание, «по велению времени» полностью построенное из дерева, было завершено 20 июня следующего года, когда в присутствии Иоанна Льежского, апостольского и императорского нотариуса, представлявшего сеньора этих мест, был подписан акт об учреждении церкви. Согласно ему, причт был увеличен. К коллегиальной церкви Пресвятой Девы Марии, посвященной Благовещению и построенной к востоку от замка, прикреплялись шесть каноников, получающих пребенду, старший клирик и два младших. Вероятно, освятил ее епископ Труа Иоанн Осуанский или же его преемник, рукоположенный в соборе Святого Петра в конце августа, Генрих II Пуатвинский, который до этого служил в епархии Гапа.

1 октября Иоанн II Добрый одобрил учреждение церкви и предоставил ей освобождение от налогов; затем в феврале 1354 года буллой папы Иннокентия VI сьеру де Шарни и его преемникам было даровано право назначать настоятеля при условии одобрения кандидатуры епископом Труа. 16 октября того же года окончательно сформированная коллегия каноников собралась для проведения своего первого капитула[196].

Если земельные владения и виноградники, бенефиции, привилегии и обязанности каноников описывались в учредительных документах подробно, о реликвиях, личной собственности Жоффруа де Шарни, ничего не говорилось. Никаких «технических характеристик», никаких ограничений или обязательств относительно них.

Однако, судя по всему, реликвии начали выставлять для поклонения паломников осенью 1354 года, и уже через несколько месяцев успех был ошеломляющий. Драгоценное полотно из Эдессы и Константинополя, хранившееся в хоре, где днем и ночью горела масляная лампада, выносили к верующим при свете факелов два каноника, облаченные в далматики[197]. Целые толпы приходили поклониться ему, путешествуя по дорогам, соединявшим некогда ярмарки Шампани. К выгоде Лире, паломничества в Кадуэн прекратились после того, как англо-гасконские войска заняли Перигор и аббатство было разорено (предполагаемую реликвию остались охранять только двое монахов).

В 1855 году в Сене, у парижского моста Менял, был найден свинцовый медальон-меро, из тех, что паломники обычно пришивали к капюшонам или подвешивали на посох[198]: на характерном саржевом переплетении – двойной отпечаток плащаницы из Лире со струйкой крови в области почек. Полотно держат два церковнослужителя, облаченные в ризы. Все это украшено гербом Жоффруа де Шарни («три серебряных щита на червленом фоне») слева и гербом его второй супруги Жанны де Вержи, внучки сенешаля Бургундии Жана де Вержи («на червленом фоне три золотых пятилистника с серебряной каймой»), справа. По мнению британского геральдиста Ноэля Каррер-Бриггса, такая композиция (а именно расположение щитов на расстоянии друг от друга) указывает на то, что сеньор Лире в то время был еще жив[199].

Первые сомнения

С этого момента Плащаница переживала серьезный кризис, что нашло отражение в письме-меморандуме третьего после Генриха II Пуатвинского епископа Труа, Петра II Арсийского, адресованном папе Клименту VII. Этот текст, дошедший до нас только в виде черновика без подписи, историки датируют ноябрем/декабрем 1389 года. Он содержит некоторые фактические ошибки, а также недоброжелательные высказывания в адрес каноников Лире. Однако в сопоставлении с папскими буллами он проливает свет на многие аспекты этого кризиса, хронологию которого мы можем определить относительно точно.

Собор Святого Петра в Труа, отстраивавшийся после пожара 1188 года, испытывал серьезные финансовые затруднения. После возведения свода трансепта и первого шпиля над средокрестием работы практически остановились. Кроме того, храм не предлагал верующим никаких реликвий для поклонения, за исключением нетленных мощей константинопольской девы, святой Елены Афирской, которые выносили с процессией 4 мая.

Епископ Генрих II Пуатвинский был известным греховодником – у него имелась сожительница и несколько детей от нее, – но энергичным прелатом, не просто церковником, но и военачальником, что в то время случалось. К слову, некоторое время спустя он с мечом в руке обратил в бегство англо-гасконских погромщиков капитана Роберта Ноллеса, которые подожгли его епископский замок в Экс-ан-Оте и хотели захватить его славный город Труа.

В 1355 году, по-видимому, весной, епископ узнал, что настоятель Лире Роберт Кайякский втайне выставлял для поклонения предполагаемую плащаницу Христову, получая с этого значительный доход. Взбешенный таким поведением, в котором он усмотрел не более чем результат «страсти к стяжательству», и сокрушаясь, что часть этой неожиданной манны просыпалась мимо него и в ущерб его собору, Генрих начал расследование против настоятеля и каноников Лире.

Он опросил богословов и «мудрецов», чтобы выяснить, возможно ли, чтобы образ, о котором не говорилось ни в одном евангельском тексте, проявился на истинной Плащанице Христовой, и чтобы эта Плащаница сохранилась до настоящего времени. И, судя по письму Петра Арсийского от 1389 года, Генрих Пуатвинский пришел к выводу, что плащаница – подделка, обычная картина.

Это утверждение не безобидно. Оно до сих пор служит историческим основанием для тех, кто отрицает подлинность Плащаницы, игнорируя все научные анализы, проведенные с 1898 года, за исключением, разумеется, радиоуглеродного датирования. Но дело в том, что нам ничего не известно об этой предполагаемой картине, которую никоим образом не следует отождествлять со святой Плащаницей. Быть может, каноники, чувствуя свою вину, поспешили заменить драгоценное нерукотворное полотно банальной репродукцией наподобие той, что Робер де Клари видел в Константинополе? Это одна из гипотез. Осмелился ли Генрих II Пуатвинский вызвать на допрос Жоффруа де Шарни, одного из самых видных сеньоров королевства? Если и так, он, очевидно, не смог бы раскрыть подробностей, не навредив памяти покойного короля и не спровоцировав скандала и споров. Как бы то ни было, летом 1355 года выставления реликвии были прекращены, и ее спрятали в надежное место. Предлог очевиден: вспыхнувшие беспорядки и наемники, разграблявшие Шампань.

Не исключено, что Жоффруа перенес три реликвии из Святой капеллы в замок Монфор, что в Лангрской епархии, совсем недавно доверенной ему королем Иоанном II как наставнику Филиппа Руврского, герцога Бургундского, которому на тот момент не было и десяти лет. Это место казалось более надежным: замок на скалистой возвышенности, 317 м над уровнем моря, с видом на долины рек Дандарж, Ронс и Луэр, представлял собой мощное оборонительное сооружение, достигавшее 30 м в высоту, включавшее семь башен, в числе которых три полувосьмиугольные, окруженное рвом и крепостной стеной[200].

Когда конфликт был исчерпан, все, что оставалось Генриху II Пуатвинскому, это подтвердить по просьбе Жоффруа основание коллегиальной церкви в Лире письмом от 28 мая 1356 года, «притом, – уточнялось в тексте с некоторым подозрением, – что мы были проинформированы законными документами».

Смерть Жоффруа де