Российский колокол № 7-8 2020 - Коллектив авторов

class="v">По слухам, он сразу родился военным,

из пены морской появился на суше,

сражал наповал королев и простушек

могучей фигурой, натурой степенной.

Посмотрит, бывало, и вышибет душу…

Визжали девицы, прошитые взглядом,

теряли рассудок, текли виноградом.

Хотя он совсем не стремился на сушу.

Стихия сидела в его подреберье,

ломала, крушила года о форштевень.

Шептались: «Нептуну он брат или деверь?

Красиво беду оставляет за дверью».

Роптали пираты обеих Америк:

«Отважная сволочь, везучий, зараза!»

Но старость пришла – высочайшим указом

начальником штаба списала на берег.

Расставила стулья в раю кабинетном,

углы затянула седой паутиной.

Посыпались будни овсянкой рутинной.

Скрывая глаза золочёным лорнетом,

он как-то крепился. Дожив до заката,

ночами разбрасывал пьяную пену…

Однажды его пригласили в геенну

и приняли в штат капитаном фрегата.

Мусик, женщина и лимонад

– Не говори мне о политике, – отвечал ему полковник. – Наше дело – продавать рыбок.

Габриэль Гарсиа Маркес. Сто лет одиночества

Женщина варит Мусику лимонад,

давит лимоны, ножиком тычет в мякоть.

Скоро война, под утречко в аккурат,

будет опять людей целовать да плакать.

Где удальцы рубаки, крутая смесь

прошлых святых побед – боевые хлопцы?

Мусик был славным воином – вышел весь,

жирной деньгой размазан на десять порций.

Съеден семейным бытом почти до дна.

Выскоблен до кишок от былого круга.

Женщина знает: в этом её вина,

впрочем, недавно думала, что заслуга.

Женщина режет цедру, качает мёд,

прячет внутри молитву, молчит упёрто.

Кто эту грань для каждого проведёт:

где ты живой, а где – бесконечно мёртвый?

Мусик растит лимоны, разводит пчёл,

знает: пыльца вкуснее батальной пыли.

В прошлой войне он главного не учёл:

если ты сдался, значит, тебя убили.

Женщина ставит свежие двести грамм –

Мусик с утра отвесит «спасибо» с горкой.

Душу его не вылечить докторам:

словно гнилая мякоть, она прогоркла.

Бабы толпятся с вилами у ворот:

«Строй, командир, мы ждём! Воевать пора бы».

Строит и шепчет в сторону: «Не помрёт!

Он же – мужик, а нынче воюют бабы».

Продолжение

Хищная рыба, щучья стальная дочь,

съела твою эскадру почти задаром.

В бездну хотела флагмана уволочь –

зубы сломала, вместе ушли с радаров.

Спи, командир, теперь остаётся спать…

Как бы вчерашним днём ни саднила рана,

выплакав слёзы, вряд ли поверит мать

в лютую смерть любимого адмирала.

Чай на её столе превратится в лёд,

день обратится в камень, а камень – в гравий.

Вырастет сын и новый построит флот,

чтобы вернуть героя своей державе.

Каждый живой умрёт на своей войне.

Будет волна слюной исходить над телом…

Чтобы ты вдруг нашёлся в грядущем дне,

нужно, чтоб кто-то вспомнил тебя: «А где он?»

Вскрикнет жена седая, как лунный свет:

«Вот же его погоны, мундштук, фуражка…»

Тихо добавит: «Жаркий оставил след,

словно утюг на белой ночной рубашке».

Вспенится море, море шепнёт: «Пора».

К славе отца поднимется сын по сходням.

Ты возродишься кратким своим «вчера»

В чистом, как свежий ветер, его «сегодня».

Гнилые яблоки

Сказать, для чего нужны нам гнилые яблоки?

Зачем мы едим их, едим и едим килограммами?

Солдаты мои на войне были лучшими самыми,

вонзали врагу в животы золотые сабельки,

крушили его и «жрали его за полдником»,

дневали в его домах, наслаждались жёнами.

Он плакал и злился, и звал нас умалишёнными,

подкладывал мины под зад самому полковнику.

Но я выживал, сердился и всех наказывал,

а после ходили бабы рыдать над трупами.

По-моему, местные были смертельно глупыми –

на глупую смерть иногда нарывались массово.

Солдаты мои спасли их от культа личности,

за них управляли, решали, творили, думали,

давали им деньги, пускай небольшими суммами,

но чтобы хватало хотя бы на хлеб с яичницей.

Сиди на цепи, казалось, работай истово –

и будет тебе к шинельке дыра для ордена.

Но эти придумали странного бога – Родину,

который, по их представлению, знает истину.

Солдаты мои клеймили как будто стадо их,

ломали им кости, сжигали в печах да вешали.

Они возродились однажды лесными лешими

И гнали нас, слушай, до самой границы адовой.

На яблонях здешних плоды поспевают вроде бы,

но вдруг опадают и молча гниют под листьями,

Мы рвём их зубами, ища в сердцевине истину, –

зачем, чёрт возьми, для чего умирать за Родину?

Я

Жди себя себе в довески,

жди, открыв на выдох двери,

снам поверь до суеверий,

письма шли и эсэмэски.

Печь топи календарями,

плов готовь из жирных истин.

Ты отобран, собран, издан

в Торе, в Библии, в Коране.

Ты один на полвселенной,

на мильоны лунных судеб.

Жди себя. Я скоро будет,

будет солью внутривенной.

По смертям – от слога к слогу,

по войне, в стальном стакане,

вдоль по Дону, по Лугани,

по обстрелам, стонам, смогам.

В суть собрав натуру лисью,

Я придёт желаний краше,

плюнет Я и спросит: «Как же

Ты вот так с моею жизнью?»

Прощание

Сотвори меня сегодня

со второй попытки кроткой,

помяни вином и водкой,

проводи до преисподней.

Если жизнь достойна цели –

ни к чему пути отхода.

Дай мне спички, дай мне воду,

прикоснись рукой к шинели.

Мужики давно готовы:

чисто выбриты, отпеты.

Тьма развеется с рассветом.

Крепнет воинство Христово.

Ордена возьми для сына,

помолись, зажги