В тисках тлена - Юрий Борисович Салов

события. Поход по развалинам… Раскопки могилы… Ужин мертвеца… Увод Пети… Александр на мельнице… Отъезд… Каждый день в Глухово тянулся как вечность, но… две недели? Это невозможно. В голову, как ледяная игла, вонзилась мысль: «хроноворонка». Как в тех мистических историях, где время в проклятых местах течет иначе. Где день может длиться неделю, а неделя — миг. Он видел невозможное. Почему бы времени не искривиться там, где ходят мертвецы?

— Я… — начал он, но голос сорвался. Он видел лица коллег: Ольги — с беспокойством и вопросом, Сергея — с нарастающим скепсисом типа «Загулял парень, вот и врет теперь», Лены — с чистым любопытством. Видел багровеющее лицо Анатолия Петровича, для которого «хроноворонка» была бы лишь подтверждением некомпетентности и блажи. Здравый смысл, тот самый, что так трещал по швам в Глухово, но все же держался, резко и властно наложил вето на мистические объяснения. Нет. Он просто потерял счет дням. В стрессе, в страхе, в этой выматывающей атмосфере постоянного ожидания опасности. Дни слились в один бесконечный, кошмарный сон наяву. Он просто не звонил, не отчитывался, закопался в чужой беде как крот.

— Простите, Анатолий Петрович, — голос Игоря звучал чужим, плоским. Он ощутил холод монеты сквозь ткань, задумался. — Связь там… никакая. Совсем. А я… задержался. Материал собирал. Увлекся. — Ложь резала горло своей банальностью и несоответствием тому, что он пережил. — Сейчас все оперативно оформлю. Детали… уникальные.

Анатолий Петрович фыркнул, явно не веря, но несколько успокоенный формальным признанием вины и обещанием материала.

— Увлекся… — проворчал он. — Ладно. Чтоб к концу дня на моем столе был хотя бы черновик! И чтоб без твоих потерь во времени! Понял? Две недели! — Он еще раз ткнул пальцем в воздух для убедительности и скрылся в своем кабинете, хлопнув дверью.

Коллеги постепенно вернулись к своим делам, бросая на Игоря украдкой взгляды. Ольга шепнула: — Ты бледный, Игорь. Как поганка. Иди лучше чаю выпей. — Сергей хмыкнул: — Видать, бабки там тебя не только историями потчевали, Сорокин. — Лена робко улыбнулась.

Игорь подошел к своему столу. Привычная стопка бумаг, чашка с давно высохшими кофейными разводами, экран монитора. Он сел. Шум редакции — звонки, разговоры, стук клавиатур — обрушился на него стеной. Такой знакомый, такой обыденный. Он провел рукой по клавиатуре. Курсор мигал на чистом листе в текстовом редакторе. Заголовок: «Деревня Глухово: на перекрестке времен и суеверий» казался теперь не просто плоским, а абсурдным. Как описать соляные барьеры на пороге и немой ужас в глазах членов семьи? Как рассказать о мертвеце, сидевшем за ужином, или о мальчике, уведенном в ночь? Как объяснить пустую могилу и две недели, провалившиеся в небытие?

Он положил руки на стол, сосредоточился. Мысли о «хроноворонке» отступили, оставив после себя лишь непрятное осознание пропасти. Пропасти между этим шумным, ярким миром с его дедлайнами и чаепитиями, и той серой, дышавшей смертью воронкой, из которой он только что выбрался. Он был здесь, физически. Но определенная часть его и застряла там. В Глухово. У осинового кола. У развалин, за которыми смотрели невидимые глаза. Под полной луной, когда уводили Петю. Она там будет. А здесь, под гул офисной жизни, его память постепенно выветривалась из мира, где время текло иначе, а мертвые требовали своего.

Глава 14

Работа превратилась в тягомотину. Шум редакции — телефонные трели, гул голосов, нервный стук клавиатур коллег — не заполнял пустоту, а лишь подчеркивал ее. Игорь сидел за своим столом, уставившись в экран. Курсор мигал на чистом листе, издеваясь. «Деревня Глухово: на перекрестке времен и суеверий». Каждая буква заголовка казалась теперь насмешкой. Как описать это? Как втиснуть леденящий взгляд из ниоткуда, скрежет когтей по двери, мертвенно-серое лицо за ужином и тихий уход ребенка в ночь в сухие строчки репортажа? Как говорить о соляном барьере, не упоминая того, от кого они защищали? Его пальцы замерли над клавиатурой. Мысли путались, натыкаясь на стену невозможного. Вместо текста перед глазами вставали тени: Татьяна с ее пустым взглядом у окна, Александр с осиновым колом, Петя в белой рубашонке под елью.

Холодок серебряной монеты под рубашкой был, по сути, единственной реальной точкой в этом калейдоскопе абсурда. Он сжал ее через ткань, пытаясь найти опору. «Надо позвонить Ларисе». Мысль пронзила сознание, как глоток чистого воздуха. Лариска. Его якорь. Его нормальный мир. Свадьба через месяц. Ее голос, ее смех — все, что могло вытащить его из трясины размышлений.

* * *

Он, выйдя в коридор, быстро набрал номер, отвернувшись к окну, за которым кипела обычная городская жизнь. Гудки. Один. Два. Три. Сердце колотилось где-то в горле. «Подними трубку. Пожалуйста».

— Алло? — Голос Ларисы. Резкий. Отстраненный.

— Лариса! Это я, Игорь! — выпалил он, слишком громко, слишком поспешно. — Я… я в редакции. Вернулся.

Пауза. Гулкая. Напряженная.

— Вернулся? — Ее тон был ледяным. — Через две недели молчания? Без единого звонка? Без смс? Я звонила тебе сто раз, Игорь! В трубке — «абонент вне зоны». В редакции понятия не имели! Я думала… я не знала, что думать! Что с тобой случилось?!

— Лариса, слушай, там… там связь… — начал он, отчаянно пытаясь найти слова, которые не звучали бы как бред сумасшедшего. — Это место… Глухово… там все не так… Я… я не мог…

— Не мог позвонить? — Голос ее сорвался на визг. — Две недели, Игорь! Две недели! У нас столько дел! Платье, зал, приглашения! А ты пропал как в воду канул! И теперь «там все не так»? Что не так, Игорь?! В каких кустах ты пропадал? Или с какой местной барышней?

Ее слова били, как молотом. Обличительные. Злые. Совершенно несправедливые и в то же время такие… нормальные. Они были из того мира, где главной проблемой было вовремя выбрать торт. Мира, в который он физически вернулся, но часть души застряла в Глухово. Он не мог объяснить. Ни слова. Ни одного правдивого слова она бы не поняла. Они звучали бы как оправдание пьяного гуляки или законченного мистификатора.

— Лариса, я… — он сглотнул ком в горле. — Это сложно объяснить. Я… я скоро закончу тут и приеду. Объясню все. Лицом к лицу.

— Не утруждайся, — ее голос стал тихим, опасным. Потом — металлическим. — Я передумала. Насчет всего. Разбирайся со своими «сложностями» и своей «работой». Мне это не нужно. И… не звони больше.

Ту-ту-ту-ту…

Глухие гудки оборвались. Игорь стоял, прижав телефон