По обе стороны океана - Даниил Григорьевич Гуревич

В проходной мурманского порта я, показав свой пропуск, спросил, у какого причала стоит «Ладогалес». Охранник просмотрел список и сказал, что судно стоит на шестом причале, и объяснил, как к нему пройти. Он предложил подождать попутку, но я отказался. После переполненного плацкартного вагона с его непрекращающимся гулом человеческих голосов, постоянным хождением людей по коридору и удушающим запахом пота мне хотелось пройтись по свежему воздуху. Я впервые в своей жизни ехал в плацкартном вагоне. Наши семейные поездки всегда были в купированном, причем мы занимали целое купе. Я сразу забирался на верхнюю полку, лицом в сторону движения поезда. Мне нравилось смотреть на несущиеся мне навстречу деревья, на поля с пасущимися на них стадами коров, на деревянные избушки поселков, на людей, стоящих около них и машущих нам, словно они нас встречали или провожали. Я слегка приоткрывал окно, и потоки воздуха с привкусом горьковатого паровозного дыма хлестали мне в лицо. Постепенно мое волнение затихало: меня начинал укачивать перестук колес поезда, и я засыпал. Будил меня запах еды, вынутой мамой из сумок. Я спускался со своей полки, и мы долго с аппетитом ели. Затем я опять забирался наверх к своему приоткрытому окну. Как я обожал и ждал эти поездки. К сожалению, они случались не так часто.

Я шел по мурманскому порту, и меня поражала убогость, еще более очевидная, чем убогость ленинградского порта. В нашем порту хотя бы убирался мусор, здесь же кучи мусора были повсюду. Встречались заржавевшие разобранные автопогрузчики с лежащими на земле запчастями. Идти пришлось довольно долго, и я пожалел, что не послушался совета охранника и не дождался попутки. Наконец я увидел мой «Ладогалес». Это было типичное грузовое судно, множество которых я встречал в наших и в заграничных портах. Надстройка находилось на корме, а перед ней – четыре грузовых трюма. Борт был серого цвета, надстройка – белого. Я поднялся по трапу и, показав вахтенному матросу свой пропуск, спросил, где находится каюта радиста. Каюта находилась на второй палубе. Судно, как и «Зенит», было польской постройки, только никакой пышности, как на «Зените», здесь не наблюдалось. Зато моя каюта была намного просторнее, чем даже каюта начальника радиостанции на «Зените», не говоря уже о каморке, в которой жил первый радист.

Я распаковывал чемодан, когда в дверь каюты постучали. На пороге стоял невысокого роста симпатичный мужчина в джинсах и клетчатой рубашке.

– Боря Азгур, – улыбаясь и протягивая руку, представился он. – Твой начальник.

– Очень приятно, – сказал я, пропуская его в каюту. – Даня Гуревич.

– Знаю, мне из пароходства сообщили. Мы завтра утром выходим в Игарку. Грузимся лесом, затем разгружаемся в Архангельске, и в Питер на ремонт. Радистов во время ремонта отправляют или в отпуск, или на другое судно. На отпуск ты еще не заработал, так что тебя, скорее всего, направят на другое судно. К сожалению, я ничего не смогу сделать.

Я ему не ответил и лишь кисло улыбнулся.

– А сейчас иди в кают-компанию, там тебя Лизанька покормит, – продолжил Азгур. – Или в ресторан пойдешь? Я не советую. И город говно, и рестораны говно. А у нас неплохой шеф.

– Пойду к Лизаньке. Но сначала хочу радиорубку посмотреть. Можно?

– Почему нет. Пошли, я тебе открою.

Я почувствовал, что Азгуру понравилась моя просьба. Судовой радиоцентр на время стоянки в порту работал только на прием радиограмм. Когда судно выходило за акваторию порта, на радиоцентр об этом посылалась радиограмма за подписью начальника радиостанции. Радиорубка была ненамного меньше, чем на «Зените». Такой же стол с двумя радиоприемниками по центру и настольной лампой с зеленым стеклянным абажуром между ними. Справа на столе стоял небольшой длинноволновый передатчик. На полу – огромный ящик коротковолнового передатчика со множеством ручек настройки и шкал над ними. Слева от стола, на маленьком столике – пишущая машинка. И в центре всего расположилось вращающееся довольно удобное кресло радиста. Вдоль противоположной стенки находился узкий диван, а напротив двери – два иллюминатора. Я думаю, что так выглядели все радиорубки торгового флота, не только русского, но и всего мира. Азгур закрыл радиостанцию, и мы вместе спустились в кают-компанию. Она была несравненно меньше и скромнее, чем на «Зените». На столе стояла одинокая тарелка и стакан с компотом. Из буфета на меня с любопытством смотрела худенькая, скорее, даже тощая девушка в белом фартучке, надетом поверх черной юбки. Белая кофточка облегала ее тельце, подчеркивая почти полное отсутствие груди. И личико у нее было мелкое, востроносенькое, с редкими отбеленными волосиками.

– Здрасьте, – кокетливо улыбаясь, поздоровалась Лизанька. – Шеф еще в городе, но я сама сделала омлет с ветчиной. Еще не остыл. Будете?

– Да, конечно, – улыбнулся я в ответ. – Спасибо.

– На здоровье. Меня зовут Лиза.

– Очень приятно, Лиза. А меня зовут Даня.

– А по отчеству?

– Григорьевич. Но для вас просто Даня.

Лиза зарделась и стала накладывать на тарелку омлет.

– Борис Михайлович, – поставив тарелку передо мной, обратилась Лизанька к Азгуру. – А вы чего-нибудь будете?

– Стаканчик компота, если есть.

– Для вас всегда есть, Борис Михайлович.

Когда Лизанька ушла из кают-компании, мы с Азгуром разговорились. Оказалось, что Азгур жил в Колпинском районе, то есть совсем недалеко от меня. Он был женат, и у него был двухлетний сын. Мореходку он закончил четыре года назад. «Ладогалес» было уже его третьим судном. И так же, как у меня, это был его первый рейс на этом судне. Он принял дела у прежнего начальника лишь несколько дней назад.

– И уже успели очаровать Лизаньку.

– Очаровать Лизаньку – не проблема. Но у нее есть и серьезная любовь.

– И кто же это?

– Наш судовой врач. Кстати, отличный мужик. Мы с ним уже подружились.

– А как здесь начальство? – поинтересовался я.

– Я еще не успел понять. Они все здесь тоже новые. Похоже, что пароходное начальство сменило весь комсостав. Видно, прежние ребята что-то здесь натворили.

Поев, мы распрощались и разошлись по своим каютам. Я закончил распаковывать вещи, взял томик «Войны и мира» Толстого и лег на койку. «Войну и мир» я, естественно, читал еще в школе, на уроках литературы. Но сейчас, отправляясь в свой первый рейс, я решил ее перечитать. Я стал взрослым, и восприятие книги должно было быть у меня совершенно другим.

Утром мы отшвартовались и вышли из Мурманска. Я поднялся в радиорубку. Там уже на диване сидел Азгур.