По обе стороны океана - Даниил Григорьевич Гуревич

выступление Гитлерюгенда тридцатых годов в Германии, которые привели к власти нацистов. То же самое может произойти и в Америке, предупредил он. А тогда, в конце шестидесятых – начале семидесятых, мир словно сходил с ума. В какой бы европейский порт мы не заходили, нас встречали восторженные толпы прогрессивной молодежи. Довольно часто нас приглашали на встречи с местными молодежными организациями. У меня под стеклом на письменном столе лежит фотография с одной из таких встреч. Происходила она во французском порту Гавр, из которого мы потом отправились на выставку ЭКСПО в Монреаль. На фотографии я сижу между молоденькой француженкой и Валерой Клочко. Я что-то им говорю, а они очень внимательно меня слушают. Помню демонстрации «За мир» в Стокгольме и в Гамбурге. В Стокгольме я и рефрижераторный механик познакомились в парке с двумя молодыми и очень сексуальными шведками. Мы с механиком решили, что они положили на нас глаз. Но оказалось, что таким образом они выражали свое восхищение политикой нашего миролюбивого государства. Естественно, все эти восторги западной молодежи не сходили с газет и телеэкранов СССР. А оболваненный народ, конечно же, всему верил. Лишь единицы слушали заглушаемые западные радиостанции на русском языке.

* * *

Сейчас я хочу рассказать об одном своем пристрастии. Вообще-то, пристрастий у меня много, и главное из них – кино. Я самый настоящий киноман. Не пропускаю ни одного нового фильма. С раннего юношества я был подписан не на «Советский экран», а на журнал «Искусство кино». Прекрасно знал, что происходит не только в отечественном кинематографе, но и в зарубежном. С пропуском моряка дальнего плавания я мог без очереди брать билеты с брони, в том числе на иностранные кинофестивали. О своей страсти к театру я говорить не буду. Любовь к нему у меня в крови. Но есть у меня еще одно пристрастие, которое, вероятно, не делает мне чести. Я придаю большое значение тому, как одеваюсь. Иначе говоря, я всегда одевался стильно. То есть был обычным пижоном. Однажды я ждал какую-то девушку около гостиницы «Астория». Рядом стоял парень, похожий на грузина. Он долго искоса разглядывал меня, затем предложил:

– Сушай, прадай, а?!

– Что? – спросил я.

– Всо!

Так что красивую одежду я любил, и возможность ее приобретать у меня тоже была. Не советский ширпотреб, а отличные товары из самой Европы. Обувь я покупал в Англии, верхнюю одежду в основном в Италии. Тогда в моду входили джинсы, и самыми крутыми считались «Левайс». Так я купил себе не только джинсы, но и куртку. Но во всех этих покупках была одна загвоздка: хорошие товары за границей стоили недешево, и моей зарплаты в валюте мне было недостаточно. Тогда мне приходилось копить и прибегать к различным ухищрениям. Я продал свои часы на рынке в Египте, в порту Александрия, и на эти деньги на том же рынке купил себе синий в полоску костюм. Костюм выглядел невероятно элегантно, и никто не догадывался, что купил я его на египетском рынке. Мое следующее ухищрение уже граничило с валютным преступлением, но тем не менее я рискнул. Как-то, гуляя с группой курсантов по итальянскому порту Генуя, я обратил внимание на витрину конторы по обмену валюты. Среди большого количества бумажных купюр красовалась и советская десятка. И я сразу подумал: «А почему и нет?». В рейс я обычно беру не больше десятки, поэтому надо было ждать следующего прихода в Геную. Он не заставил себя ждать, и через несколько месяцев мы опять пошли туда. Я решил взять с собой пятьсот рублей. По тем временам это были огромные деньги, но рисковать так рисковать. Я пришел на судно вечером, за день до отхода, спустился в нашу библиотеку и в одном из томов собрания сочинений В. И. Ленина положил свои деньги. После выхода в море на первой же ночной вахте я спустился в библиотеку и забрал деньги. В Генуе я запустил группу курсантов в большой супермаркет, находящийся недалеко от валютной конторы, и дал им час. Не помню, сколько точно итальянских лир я получил за свои рубли, но было их достаточно много. На следующий же день я опять повел курсантов в увольнение и, гуляя с ними по городу, увидел в витрине одного из магазинов кожаное пальто светло-коричневого цвета. На нем висел табличка: «Распродажа». Я опять отвел курсантов в ближайший супермаркет и вернулся в магазин. Пальто было приталенное, с широким поясом и мягчайшей кожи. Сидело оно на мне идеально, денег мне хватало, и я купил его. Пальто мне положили в красивый пакет из дорогого магазина. Курсанты, увидев пакет, переглянулись. Чтобы избежать лишних разговоров, пальто я, придя на судно, повесил в свой шкаф и до возвращения домой не надевал. Во время стоянки в Питере на судне я в нем не показывался, зато при выходе в город производил фурор. Я так подробно описываю само пальто, потому что, как уже говорил: я пижон. А о том, как я его приобрел, – чтобы показать, какая обстановка недоверия царила на судне. Все знали, что на судне были агенты КГБ. Как среди офицеров, так и среди рядового состава. Поэтому я доверял лишь своим близким друзьям. Но и им я, естественно, не мог сказать ни о цене пальто, ни о том, где я достал такие деньги. В дальнейшем, когда я все же появился в нем на судне, я сказал, что купил его в комиссионке.

* * *

Как я уже писал выше, я не собираюсь описывать все свои рейсы на «Зените». Только самые значительные и интересные. Одним из таких рейсов было посещение «Зенита» в качестве экспоната на всемирной выставке ЭКСПО-67 в канадском городе Монреаль. В то время «Зенит» был единственным учебно-производственным судном в мире. Так что приглашение его на ЭКСПО-67 было естественным. Узнали мы об этом в середине июня шестьдесят седьмого, где-то за месяц до отхода. Судно поставили на косметический ремонт. Из училища на выставку отправили несколько профессоров. Среди них был декан радиофакультета профессор Башевский. Замполит училища заменил нашего помпу. Наш бывший преподаватель радиосвязи Ситкевич заменил Леню Демидова. Профессуру разместили в офицерских каютах. Не помню, кто занял мою каюту, но меня отправили на нижнюю палубу, в большую каюту к радионавигатору Оскарычу. Адольф Оскарыч Тинт был по национальности эстонцем. Когда Эстонию после войны сделали одной из советских республик, Адольфа с родителями отправили в Сибирь. Об этом он никогда не забывал и по пьянке иногда об этом проговаривался. Кстати, по