Сады земные и небесные - Лидия Николаевна Григорьева

в домах голландской знати. Ими успешно и прибыльно торговали, их воровали, за них могли тайно убить или прилюдно покалечить.

Можно постараться найти в Амстердаме мемориальную плиту, на которой написано, что в 1634 году именно эти два (!) каменных дома были куплены всего за три (!) тюльпановые луковицы. Естественно, что многих наших современников интересует имя человека, распространившего в своей буржуазно-благонамеренной стране опасный вирус любви к недолговечной и эфемерной красоте, которую, как сказал великий русский поэт, «ни съесть, ни выпить, ни поцеловать»!

Ну, на счет «ни съесть», это как посмотреть. Говорят, что невежественные голландские селяне при первом знакомстве с материнской тюльпаньей луковицей пытались ее поджаривать и даже варить их нее луковый суп. Но еда, к счастью для тюльпановой истории, получалась невкусной, луковицы заметно горчили.

Исторические источники очень уверенно называют имя родоначальника тюльпановой эпидемии в средневековых Нидерландах. Это был некий Каролус Клюзиус, смотритель ботанического сада в голландском городе Лейдене. Именно ему, как утверждают исследователи этого вопроса, однажды сделал «луковое приношение» посол Оттоманской империи. Утверждают, что посол приложил к подарку записку, в которой говорилось, что из этих луковиц вырастет цветок, который на Востоке считается символом любви Аллаха к человеку!

После такой записки любой бы ждал весеннего цветения нового для северной Европы цветка с азартом и волнением. А уж смотрителю ботанического сада сам Бог велел иметь еще и профессиональный интерес к произрастаемому из невзрачной луковички заведомому чуду.

Поражают тут два обстоятельства. Первое – наличие в маленьком средневековом городе ботанического сада, где под присмотром ученого-агронома (так расшифровывается должность «смотрителя») произрастали и подвергались селекции лекарственные травы.

Такой ботанический «аптекарский» сад есть и в самом центре Лондона, в Челси. И он, кстати, только совсем недавно был открыт для широкой публики. Часто такие ботанические сады процветали рядом или внутри монастырей, бывших в средневековой Европе, якобы погруженой во тьму неучености, неким заменителем Академий всех, в том числе и сельскохозяйственных наук.

Так что первооткрыватель тюльпанов в Европе, Каролус Клюзиус, был человеком непростым. Может быть, именно его знания естественных наук и опыт селекционера и послужили умножению и размножению тюльпанов в скудной, отвоеванной у моря земле Голландии, известной своим неприветливым дождливым климатом.

Второе обстоятельство, достойное удивления, это дружба ученого смотрителя ботанического сада с послом оттоманской империи. Известна даже фамилия этого щедрого дарителя «Первотюльпана». Но не будем забивать себе голову избытком необязательной информации. Лично мне интересно другое. Какова была мотивировка для такого богатого и щедрого подарка? Какую услугу оказал Каролус Клюзиус послу? Может, снадобье какое из лечебных трав приготовил приболевшему от северных ветров изнеженному южному вельможе? Так просто такие дары не преподносятся, тем более в высоких дипломатических кругах.

Все эти догадки и домыслы говорят только в пользу таинственной истории укоренения и процветания под северным небом нежного южного цветка, родина которого, по многим сведениям, находится в горах то ли Алтая, то ли южного Алатау, в туркменских ли степях, а то и в кавказских или персидских долинах. Так что по всем показателям, тюльпан – это цветок «эмигрант», нашедший признание и счастье на второй родине.

Парк Кекенхоф со всех сторон окружают настоящие тюльпановые поля: уходящая за горизонт разноцветная чересполосица. Это коммерческие селекционные поля, приносящие немалую прибыль в частную и государственную (в виде налогов) голландскую кубышку.

Рядом с этими полями я увидела и офис фирмы, присылающей мне на дом прекрасные садовые каталоги и выписанные мною по ним тюльпановые луковицы. Во всяком случае, по приезде в Лондон, войдя в свой сад, я увидела, что тюльпаны в моем саду просто родные сестры и братья самых элитных и избранных голландских родственников.

По моему мнению, в некотором смысле не только все люди, но и все цветы на планете – братья и сестры. И вся эта немыслимая тюльпановая красота, которую так и хочется унести с собой, присвоить себе, поделиться ею с друзьями и домочадцами, может послужить оправданием фотографическому безумию, охватившему весь мир за редчайшим исключением.

Безумный фотограф

Как жадный шмель, жужжа и вожделея,

висела над раскрывшимся цветком…

Ты рвения подобного ни в ком

не видывал. Поговорим ладком —

о фокусе, о выдержке, о зуме…

Что может быть прекрасней и безумней

атласного, с отливом, лепестка?

Шмель пролетел, как пуля у виска.

А я – лечу! – паря и зависая,

больная, невесомая, босая —

над алым зевом грузного цветка.

Потом продам все это с молотка:

страсть, немощность и мощь, и даже ту

всю розовую, в перьях, наготу

создания столь юного, что аж…

Иль этот вот растленный персонаж

такое обнаживший, что – подишь ты…

Глядишь, уже и сбросила одежды

толпа тюльпанов. Тот еще народец…

Чего только природа не народит!

Фаттапарат – мистический прибор!

Когда природы явный перебор,

и я в припадке бешенства и страсти

бросаюсь на цветные эти сласти,

зовимые цветами без затей.

Но как они похожи на людей

цветением и горьким увяданьем!..

Вот потому и воздаю им дань я,

и день, и ночь паря в пределах рая

(где зум за зум зашел), не упадая…

Часть вторая

Блуждающий сад

Завела я сад предвечный,

Очень непростой:

Подвенечный, бесконечный,

Льющийся в простор…

«Скажите мне, я – Он или Она…»

Скажите мне, я – Он или Она,

когда небес зияет глубина

в лазоревом зазоре объектива,

и сквозь него вселенная видна?

Заманчивая, впрочем, перспектива…

Иль все-таки фотограф – это Он,

горбатящийся жалко испокон

под тяжестью футляра и штатива,

пока зеваки смотрят из окон?..

Печальная, конечно, перспектива…

Мужская многотрудная стезя.

Меня туда и допускать нельзя —

так тяжек груз, и путь бесповоротен!

А я – слаба. Но падая, скользя,

могу взлететь, поскольку дух бесплотен…

Снимай, фотограф! Нам не суждено

узреть недостающее звено: