Все хорошо, мам - Елена Безсудова

Поехала Вета.

Ее тело, не обезображенное еще беременностью и родами, ежедневно вставало в семь. Сама Вета просыпалась около полудня. До этого времени она ощущала себя мягким, бесхребетным коконом. Кокон, слегка шатаясь от утренней слабости и тошноты, тащился к метро по протоптанной в снегу ледяной дороге, протискивался в турникет, давился костлявыми пассажирами, задевался локтями и сумками.

Не приходя в сознание, Вета записала синхрон с седым неонатологом. Подсняли нежных младенцев с голубыми ноготками, побеспокоили матерей в казенных застиранных халатах. Вета надеялась взять интервью у какой-нибудь симпатичной, очарованной материнством роженицы. Но все они, вероятно стыдясь выцветших халатных цветуев, шарахались от камеры, как ночные куропатки, попавшие в свет автомобильных фар. На самом деле роженицы стыдились кровавых подтеков на больничных простынях, но Вета никак не могла знать об этом.

– Вот же страшные бабы, – удивлялась Вета, – жирные, старые, а рожают! А у меня секса два года не было. Даже запах появился специфический – женщины, которую давно никто, в общем, не это.

Размышляя над этим экзистенциальным парадоксом, она приехала в редакцию – расшифровываться.

В стеклянных лабиринтах царила обеденная тишина. На старом ноутбуке бодро выбивала подводки неугомонная редактор Светка. Жизнь Светки давно превратилась в эфирную сетку. Текучка в программе была страшная, платили преступно мало, «Буднечко» считалось проходной жвачкой – для сонных граждан, собирающих на рассвете пазл из растворимого кофе, хмурых детей и коробочек с ланчем. Но Светка вспоминала об этом, только когда уезжала в отпуск. Издалека все то, на что ты тратишь жизнь, отполированное морскими гребнями или горным ветром, кажется ничтожным. Вернусь – уволюсь, обещала себе просветленная редакторша. Но отпуск заканчивался, загар в северном свете серел и облуплялся. На Светку наваливались сетки, эфиры, гости, герои. Сейчас она готовила темы для сюжетов: про пользу стевии, физзарядку для офисных сотрудников и прочую тоскливую муть.

– Вета! – обрадовалась Светка появлению знакомого пальто. – Пошли кофе пить! Засыпаю!

Взяли по американо и салат.

– Фу, ну и пойло. Кофе должен быть крепким, как член. – Светка принялась выуживать мелкие неподатливые черри из «Цезаря».

Вета подозревала, что неизящная метафора была заимствована из какого-нибудь модного фем-сериала. Светка приезжала в редакцию в семь утра, а уезжала в два ночи. Сомнительно, что в этом коротком промежутке она успевала оценить крепость мужского детородного органа.

Вспомнив про страшненьких, но состоявшихся как женщин постоялиц роддома, Вета втянула голову в плечи и призналась:

– Свет, мне нужен экстрасенс. Ты говорила, что у тебя есть подруга, которая работает редактором на шоу колдунов.

– Есть такая. Целый продюсер! Я с ее подачи ходила к одному, очень крутому. Он мне помог книгу издать. Помнишь, я рассказывала, что написала книгу?

– Да, но я не предполагала, что это дело рук колдуна…

– Нет, конечно. Я написала ее сама. В отпуске. Сюжет убойный: несколько семей заселяются в недостроенный дом, в котором нет ни воды, ни света, потому что компания-застройщик разорилась. Сегодня вообще актуальны истории про выживание. И с героями начинают происходить удивительные вещи! Самое смешное, что эти люди продолжают платить деньги банку. Не дом, а наша страна в миниатюре… Стала я рассылать рукопись по редакциям, и, что ты думаешь, мне никто не просто не отказал, а даже не ответил!

– И ты отправилась к экстрасенсу? – догадалась Вета.

– Да, к колдуну. Мощный мужик! Смотрит на тебя, и такой, знаешь, холод пробирает между лопаток – это он информацию считывает. Задал мне всего один вопрос: как ты книгу свою подписываешь? Своим именем, говорю. Светлана Иванова. «Письмо от автора с такой фамилией, – заявил колдун, – ни один редактор даже не откроет. Тебе нужно придумать псевдоним. Желательно еврейский».

Так я стала Аллой Резник. Сделала новую рассылку, и мою книгу согласились опубликовать сразу три издательства. Я еще и выбирала. Сейчас над обложкой работаем. Дать его телефон?

Вета отметила смекалку экстрасенса, но от телефона отказалась.

* * *

В предновогодней вакханалии «Европейского», дышащей парфюмом и маркетинговым развратом, Вета выбирала подругам новогодние подарки. Она думала о том, как странно и хаотично жизнь преподносит нам свои дары и как исчезают в пустоте непонимания самые благородные порывы. Как соцработник Людмила, эта беззубая усатая тварь, оттяпавшая тем не менее треху в центре, заселится в бабы-Галину квартиру, собьет историческую лепнину и прилепит на потолок пластиковый кружок с вензелями. И кружку Ветину выбросит. Впрочем, кружку давно пора.

Почему мы, русские люди, такие душевные, сопереживающие горю, никогда не поддерживаем друг друга в радости? – сетовала про себя Вета, перебирая яркие палантины. Будь мы с бабой Галей, допустим, армянами, разве подарила бы она квартиру чужой Людочке? А Светкина рукопись! Так и валялась бы в неоткрытых входящих, если бы не совет смекалистого колдуна. Только в русских семьях принято гнобить друг друга с животным удовольствием. Возводить в степень милые недостатки. Уничтожать зловонным дыханием достоинства. Потешаться над неудачами. Ядом неверия убивать любые попытки встать с колен в высохшей пустыне и стать героем.

Враги человеку – домашние его.

Она положила на кассу два палантина. Розовый – Катерине, мятный – для Яны.

– Карта или наличные? – не поднимая глаз, поинтересовалась кассирша в плюшевом новогоднем колпаке.

– Наличные, – надменно сообщила Вета и полезла за кошельком. В сумке оказались квитанции за коммуналку, рецепты на бабы-Галины лекарства, колготки, помада, душки, зеркальце, китайская денежная лягушка, а кошелька не было. Украли? Потеряла? Забыла на работе?

– Девушка, отойдите и не задерживайте очередь. – Белый помпончик на праздничной шапке кассирши нервно затрепетал. На Ветиных глазах навернулись унизительные слезы.

– Позвольте, я сделаю вам подарок. – Парень в рыжей дубленке, подбитой темными каплями растаявшего снега, протянул кассиру скользкую пластиковую карту. – Русские на войне своих не бросают.

– Согласна, – кивнула Вета. – Русские бросают не на войне.

Ее спаситель торжествующе смотрел на расстроенную внезапно красивым завершением некрасивого эпизода с рассеянной покупательницей кассиршу.

«Ну вот и кошелкам прилетело, – рассмеялась про себя Вета. – Есть, значит, книга жизни-то». Она еще не знала, что главный дар ее, Ветиной, судьбы в тот самый момент берет в руки пакеты с марокканским хлопком. Крафтовые, конечно.

* * *

В феврале бабу Галю стукнул инсульт. Всю жизнь она славилась злым языком, и под ее занавес лопнувший в голове сосуд отнял у нее речь. Две недели после удара бабуля еще существовала, неузнаваемая, усохшая, жалкая, шевеля одной, еще действующей рукой. Силилась что-то сказать, но изо рта доносился только гортанный хрип. Вета сжимала ее худую, полумертвую лапку, прижимала к сухим губам. Подарок судьбы