Педагогика творческой личности - Константин Николаевич Вентцель

«Составляет общеизвестный факт, — говорит П. Жане, — что некоторые лица не могут работать, когда они — одни, когда за ними постоянно и самым непосредственным образом не наблюдают и не руководят ими». И они остаются бездеятельными не по причине лености или физической слабости, но потому, что они не могут сделать выбора, они не знают, что делать, с чего начинать, как взяться за дело. «Это качество замечается даже в наиболее выдающихся произведениях искусства и науки; некоторые умы являются подражателями в самом прямом смысле этого слова, некоторые личности не могут ничего сделать, не опираясь на какой-нибудь уже сделанный труд, — они всегда являются или сотрудниками, или плагиаторами».

«Без сомнения, — прибавляет Жане, — могут сказать, что подражание и повиновение существуют повсюду, но я могу, однако, заметить на это, что степень подражания не одинакова у всех и что существуют умы, которые более чем другие имеют потребность в вечном и постоянном подражании. Те же самые лица, которых мы видели неспособными работать самостоятельно, равным образом неспособны также сами себе доставлять развлечение. Им необходимы товарищи в игре... не по причине того удовольствия, которое доставляет общество, но чтобы научить их, во что играть, чем интересоваться, чем занять себя. Для меня представляет признак силы духа, как у взрослого человека, так и у ребенка, если они умеют сами находить для себя развлечение, и скука, которая столь часто бывает уделом изолированных личностей, является нередко только симптомом слабости воли. Про всех подобных лиц говорят, что они общительны, что они имеют потребность в привязанностях, страдают оттого, что не поняты, “требуют симпатической среды” и т. д. Эта общительность является у них в различных степенях не чем иным, как потребностью повиноваться. Они ищут друзей, которые направляли бы их без их ведома, они ищут сотрудников, которых они копируют, думая, что остаются оригинальными, одним словом, они ищут таких людей, которые думают и хотят за них и вместо них»18.

Рассмотрим в отдельности те результаты, которые получаются для личности при психическом взаимодействии на почве психологического автоматизма в области мысли, чувства и действия.

Если это взаимодействие происходит в сфере мысли или идей, то личность начинает думать чужими мыслями, повторять чужие идеи, не перерабатывая их и не сравнивая с результатами своего собственного прошлого личного опыта и личного мышления и не пытаясь примирить те противоречия, которые в данном случае могут существовать. Как автомат, она является эхом господствующих кругом нее идей. Если эти идеи хороши, если в них содержится хотя крупица правды и истины, то и мысли, которые высказывает данная личность, будут хорошими, но это не собственные продуманные мысли, не продукт личной долгой и упорной работы, неутомимого искания истины, не результат интенсивного умственного творчества, это не настоящая монета, не слиток золота, а только одни блестки и мишура, за которыми не скрывается ничего сколько-нибудь ценного. Подобный автомат, живя среди людей, исповедующих ложные идеи, лелеющих те или другие предрассудки, с такою же легкостью сделает свою душу складочным местом самых нелепых идей, самых диких предрассудков, которые могут явиться тормозом для всякого сколько-нибудь прогрессивного движения. Не бросит в мир он «мысли плодовитой», но может помешать тому, чтобы у этой мысли выросли крылья и она принесла все те благотворные последствия, которые в ней сокрыты. Всякую светлую идею такие автоматы способны только опошлить, обратить в мелкую ходячую монету, лишить ее того благоухания свежести, новизны и оригинальности, которое делает ее такой сильной, яркой и привлекательной.

Подобным же образом, если психическое взаимодействие между таким автоматом и окружающими его людьми происходит в области чувствований или эмоций, то он является отражением, зеркалом тех чувствований, которые переживают окружающие его люди. Его настроение изменяется с настроением окружающих лиц. Его чувства, поэтому, крайне изменчивы, не глубоки и поверхностны, нисколько не затрагивая самой интимной стороны его души. Они сильны и непосредственны в своем выражении, потому что не встречают противовеса со стороны сознательной и разумной воли и не сдерживаются другими чувствованиями, но являются не столько отражением личности, сколько окружающей среды. Они имеют, если можно так выразиться, внешний характер, — в них недостает сердечности и задушевности, характеризующих всякое истинное чувство, насколько в нем принимает участие та творческая психическая сила, которая составляет интимное ядро личности. Подобный автомат может обнаружить, по-видимому, и самые героические, возвышенные чувства, но наряду с этим он может проявить и такие дикие, отвратительные эмоции, которые граничат с преступлением. Это можно наблюдать, например, на действиях толпы, в которой каждый отдельный человек, как это утверждает Густав Лебон в своем сочинении «Психология народов и масс», обращается в автомата. Толпа часто совершает, как показывает история, изумительные подвиги самоотвержения, но вместе с тем проявляет часто возмутительную жестокость и бывает необузданна в своем гневе. Нередко бывает достаточно самого ничтожного толчка, чтобы настроение толпы переменилось прямо в противоположное.

Симпатия, которой дает начало психическое взаимодействие на почве психологического автоматизма, не идет дальше той стадии, на которой она «вызывает у двух или нескольких индивидов аналогичные аффективные настроения»19. Примером могут служить те случаи, о которых говорят, что страх, негодование, радость или горе передаются от одного лица к другому. Сущность этой симпатии заключается в том, что мы сами испытываем аффективное состояние, существующее у другого — состояние, о котором мы узнаем по его физиологическому проявлению, по тому или другому, например, выражению лица или положению тела. «Это состояние симпатии, — как замечает Рибо, — еще не устанавливает само по себе отношений любви или нежности между теми, кто ее испытывает: оно служит только подготовкой к ним. Оно может послужить основой некоторой общественной солидарности вследствие того, что одни и те же внутренние состояния вызывают одни и те же акты, но это будет солидарность чисто внешняя, механическая, а не нравственная»20. Симпатии в этой ее форме недостает еще того творческого, волевого элемента, благодаря которому она может развиться до степени деятельного сочувствия, активного альтруизма, который один только может составить прочную основу для нравственной солидарности людей между собою, послужить внутренним связующим звеном между ними. Здесь она пока имеет еще только пассивный характер и сохраняет его в той мере, в какой духовная жизнь личности не выходит за пределы психологического автоматизма.

Теперь уже нетрудно видеть также, что психическое взаимодействие в области практической деятельности или поступков, поскольку оно совершается на почве психологического