Эмигрантские тетради: Исход - Федор Васильевич Челноков

Вскоре после прибытия нашего в Белград кто-то сообщил нам, что в соборе будет совершена служба в память усопших на войне воинов. Мы с Михаилом Васильевичем, да и вообще наша русская колония, почли долгом быть на этой службе. Собор был полон народу, дамы в трауре. Направо от алтаря, на свободном месте, стоял престолонаследник, регент государства[38], со своей свитой из нескольких генералов. Я увидал его здесь в первый раз. Он среднего роста, хорошего, стройного сложения, черные волосы его, довольно коротко остриженные, тщательно причесаны с боковым пробором, лицо продолговато с маленькими усиками, красивые, чрезвычайно близорукие глаза в пенсне. Он стоял вытянувшись, почти не поворачивая головы, опираясь на длинную саблю в стальных ножнах. Служба была, конечно, самая торжественнная, началась панихида.

Служба у них та же, что и у нас, но все-таки имеет свои особенности. В служении принимало участие не меньше 30 митрополитов, архиереев-священников и другого духовенства. Но эти лица не вышли, как полагается в России, на середину храма, а стали полукругом перед алтарем от одних боковых дверей в алтаре до других, причем очень древний митрополит Сербский Димитрий занимал среднее место перед Царскими вратами, рядом митрополит Черногорский и т. д. Среди духовенства находился и красавец архимандрит Московского Сербского подворья Михаил. Все эти духовные лица были в самых разнообразных по цветам и рисункам облачениях, что свидетельствует о бедности соборной ризницы или о том, что у сербов нет положения, чтобы в таких случаях все являлись служить в облачениях одного цвета, как это бывало у нас. Но, несмотря на это разнообразие, зрелище было чрезвычайно торжественное и красивое. Служба кончилась коленопреклоненно. Все ожидали отбытия регента, который, неся высоко голову, раскланиваясь направо и налево, легкой, молодой походкой вышел из храма. После этого весь народ двинулся к выходам и разошелся по домам.

Через несколько дней после этой службы пришлось нам опять попасть в собор и видеть повторение этой торжественной службы, но только вместо престолонаследника находился в соборе его представитель. Служба была в годовой день кончины нашего бывшего посла Гартвича[39]. Как известно, Гартвич скончался в самом начале войны Сербии с Австрией, вернувшись домой от австро-венгерского посла. Было даже предположение, что он был отравлен в этом посольстве, но доказать этого, как видно, не пришлось, да и время было не то, чтобы в этом долго разбираться. Похороны Гартвича были настоящей всенародной сербской манифестацией. Изо всех углов ее прибыли депутации, всякие делегации, вся королевская семья шла за гробом и процессия была так велика, что гроб уже внесли в собор, а процессия еще двигалась мимо нашего посольства, которое отстоит от собора не меньше, чем полторы-две версты.

Гартвич был похоронен за государственный счет, на что русское правительство дало свое согласие, а родственники согласились, чтобы прах его остался навсегда в Сербии. Дочь Гартвича не выехала из Сербии и приняла сербское подданство. Она лучший друг престолонаследника, который часто посещает ее, хотя ей уж лет под 40. Как слышно, заслуги Гартвича начались с того, что он помог Карагеоргиевичам получить сербский престол, а потом, сделавшись русским послом, сумел так войти в интересы государства, что все нужды его удовлетворялись Россией, благодарность за что мы и получали там на каждом шагу.

Кредитуя, Россия ни разу не требовала от Сербии обратно своих денег. Туда отправлялось все военное снаряжение, из Франции была доставлена лучшая артиллерия, и благодаря этому Сербия могла дважды нанести армии Макензена такие страшные удары, что немцам приходилось делать громадные усилия, чтобы продолжать начатую борьбу, и если б не гнусный удар Болгарии, то еще неизвестно, смогли ли бы Австрия с Германией ворваться в эту героическую страну. Кончина Гартвича была громадной потерей для Сербии. Заступивший на его место князь Трубецкой плохо справлялся со своей задачей и, несмотря на опасения сербов насчет болгарской опасности, не верил ей и словом своим заверял, что ее нет. А когда она обнаружилась, то бежал вместе с сербами в Албанию и на Корфу, а затем вернулся в Россию.

Что касается регента, то приходилось видать его почти ежедневно едущим куда-нибудь в открытом автомобиле с адъютантом. Автомобиль его можно было узнать издалека по развевавшемуся с левой стороны шоферского места королевскому флагу. Однажды, идя по улице Обреновича, я увидал у подъезда какого-то дома автомобиль, но не успел еще подойти к подъезду, как из него вышел регент. Тогда я свернул с тротуара и обошел автомобиль со стороны улицы в то время, когда он в него усаживался. Таким образом можно сказать, что держит он себя чрезвычайно открыто и по нынешним временам бережет себя плохо.

Во время войны он принимал самое деятельное участие в военных действиях. Со слов Марко Ци́мовича, которому рассказывал сам регент, он обязан жизнью воеводе Мишичу, которому королевич отплатил тем же. Проезжая однажды близ штаба Мишича, он увидал, что противник, открыв его место пребывания, выставил артиллерию и готовится открыть по ним стрельбу. Не теряя времени, регент пришпорил своего коня и, примчавшись в штаб, успел предупредить о грозящей опасности, чем спас всех находившихся там, в том числе и Мишича. Через самое короткое время после этого предупреждения от здания, где находился штаб, ничего не осталось.

Мне пришлось видеть его еще в двух торжественных случаях. В первый раз, в Троицын день, идя по улице Милоша Великого, я увидал большую толпу народа близ находившейся там церкви. Я ускорил шаг и поспел в то время, когда из церковного сада, густо заросшего елями, на улицу вышел крестный ход и двинулся по направлению к улице Милана Обреновича. За крестным ходом шел престарелый митрополит Димитрий, а непосредственно за ним регент: он сопровождал крестный ход до самого дома, где живет, шествие же направилось к собору. Никакой видимой полиции или охраны мне заметить не пришлось, и он шел среди народа, валившего валом во всю ширину улицы. В этот день, кажется, предполагалось сойтись нескольким таким же процессиям у собора, чтобы служить благодарственный молебен по случаю окончания войны, но хлынувший дождь нарушил это торжество.

Во второй раз видел я его в день Петра и Павла, именины его отца. В этот день был устроен военный парад. Я, опять-таки случайно, попал на улицу Обреновича. Против дома, занятого королевичем, в каре стояли войска, которые были вытянуты вдоль тротуаров до самого собора, перед дворцом на коне красовались Мишич и много разных военных. В десять часов заиграла музыка – народный гимн – и из ворот дворца выехал этот юный правитель верхом на серой лошади. За ним двинулся Мишич