Эмигрантские тетради: Исход - Федор Васильевич Челноков

Дня через четыре после приезда оказалось возможным перетащить его в нашу санаторию из его убогого и даже, можно сказать, скандального места жительства. Он говорил: с кем я подружусь – тому останусь верен до гроба. Об его курьезах можно написать целую книгу, он их сам не замечает.

Однажды в порыве особого расположения ко мне, он говорит: «Когда вы вздумаете выдавать замуж вашу дочь, напишите мне, я приеду, где бы я ни был, и скажу вам, стоит ли жених, чтобы получить ее в жены». По его представлениям, девушки – это такие предметы, которые можно отдавать или не отдавать, можно получить и не получить. Как-то он говорит мне: «Вы, конечно, можете себе представить, что я, по моему положению, привык властвовать, но я вижу, что Михаил Васильевич умней меня – я ему подчинился».

Он выбрался из Одессы с маленьким саквояжем и сумочкой, плетеной из веревочек, с какими ходят на базар, теперь это все его имущество. Сидя в своей убогой обстановке, он любит, однако, рассказать о своем минувшем житье-бытье. Он был директором Смольного института, потом стал попечителем Одесского учебного округа – фигура большая, пользовавшаяся казенными квартирами и репутацией грозы. Про него говорят, что он был до того черносотенец, что разогнал Одесский университет, а потихоньку болтали, что своей блистательной карьерой он обязан Распутину, хотя это было больше злословие, так как проверить было трудно. Происходя из старинной, очень богатой дворянской семьи, имевшей значительные связи, не мудрено, что при его исключительной настойчивости и работоспособности ему не трудно было из простых учителей выдвинуться на эти высокие посты. Он говорит, что счастливейшее время его жизни было, когда он учительствовал. Отец его, обладая богатыми имениями в Рязанской и Костромской губерниях, жил широко, и под конец проигрался в карты, но мать сумела сохранить свои средства. Она была из богатой купеческой вологодской семьи. Смольянинов рассказывал, что Бог спрашивал его мать во сне: «Хочешь ли иметь сына-красавца? только будет он кутила и дурак; или умного урода?» Она пожелала умного, «Вот, – говорит, – я уродом и родился». Удивительный он человек тем, что говорит о своих делах, ничего не скрывая и не прикрашивая. Например, насчет своей женитьбы. Жена его из рода Годуновых. «Когда я сделал ей предложение, она и говорит, на что вам такая жена, я человек нездоровый, у меня катар желудка, а я ей – катар-то вам я вылечу, а сам, каков есть, такой и останусь – и катар ей вылечил», – говорит он твердо, подтверждая свои слова жестом с вытянутым длинным указательным перстом.

Он был любитель верховой езды. Однажды какая-то девица подбила его ехать на карусель[40]. Во время одной из фигур он упал с лошади, последствием чего оказалось повреждение и без того искривленного хребта, благодаря чему одна нога стала у него короче другой вершка на полтора, да на целый вершок стал он ростом ниже и еще более горбат и кривоног. На ходьбе он ковыляет, голова громадная с громадной бородой и большим висячим носом, глаза у него резкие, серые, очень близорукие, почему он всегда в очках, рот большой некрасивый, руки длинные с длинными сухими пальцами. Словом, урод-уродом, но успех сопутствовал ему во всем, и даже в женитьбе. Жена его красива, образована, богата, из аристократической семьи Вельяминовых-Зерновых[41]. Очень он любил вспоминать, что у него в столовой висит 18 портретов его предков. Чрезвычайно трудно удержаться от смеха, когда он рассказывает о воспитании своего сына: «Ведь я пишу расход времени, ни одна минута, как ни одна копейка, не должна пропадать даром, потому-то я и добился такого успеха. Вот и сына я приучаю к такому же порядку». А от Кишинского я слышал, что мальчуган этот страшный баловник, любит передразнивать походки и движение разных тетушек, а в том числе и отца. «Сын мой, – говорит он строго, – должен умываться ежедневно весь, но, чтобы не терять времени зря, я приучаю его к определенным движениям, и он начинает показывать, как надо мыть руки, ноги и т. д.». Чистая умора! Походка у него, несмотря на все изъяны, решительная и быстрая, характер настойчивый, и часто жалели мы с Михаилом Васильевичем его жену.

В доме у него ведется полный инвентарь всего имущества. Все занумеровано и выдается по порядку нумеров, почему все в строжайшем порядке и ничего пропасть не может. Жена долго смеялась над этим, но когда из ее 56 сундуков пропали два, то она не знала, что в них было. «Я победил!» Был сделан инвентарь[42], и она подчинилась. Он коллекционировал фарфор, и особенно любил вещи с вензелями и портретами, и добивался того, что знавал, кому принадлежали эти вензеля и портреты, что мне всегда казалось невозможным. Стоимость своей коллекции он определял в 150 000!? Он любил поговорить и насчет своих доходов. Жалование получал 18 000, да от бумаг, принадлежавших ему и жене, набегало доходов тысяч 25. Жить было можно, держал пару лошадей, лакея, по воскресеньям у него обедали.

Был он, как видно, очень влюбчив. Я уже писал об его одностороннем романе с О. И. Веденисовой, но был и другой. Жил он в Москве за Москвой-рекой и всегда в одно и то же время ходил на свою службу, по дороге постоянно встречалась ему какая-то барышня, фамилию ее он не назвал. Однажды приходит к нему незнакомая дама и предлагает познакомить его с этой девицей, а девица оказывается из первостатейной замоскворецкой купеческой семьи с громадными капиталами. Дама дает ему понять, что знакомство это она устраивает неспроста, что можно будет устроить и свадьбу. Почему нет? Он знакомится и начинает часто бывать в этом доме. Девица его заинтересовывает, она очень умна и хорошо образована и воспитана. Мамаша к нему благоволит, а он еще только учитель гимназии, самолюбия море. Однажды у них к обеду собрались родственники, все миллионеры. «За обедом кто-то из них и скажи: в нашем обществе, как бы намекая, что к ним притесался какой-то учителишка. Я глазом не моргнул, но, когда обед кончился, незаметно исчез. Прошла неделя и другая, я к ним ни ногой. Вдруг получается от маменьки письмо с вопросом – куда пропал? Я молчу. Получаю другое и, подождав еще, пошел к ним. Дама была умная, поняла и постаралась сгладить напряженность. Знакомство возобновилось. «Захожу как-то к ним днем. Захотелось дочке прокатиться в парк, а ехать не с кем. Мать и говорит: “Поезжай с Владимиром Николаевичем”, она согласилась. Выезды у них чудесные, кучер пузатый, коляска от Маркова, спинка у нее в добрый аршин вышиной, ну, все как