О Христе по-другому. Подлинный смысл Страстей Христовых - Франсуа Брюн

чем рассказал профессор, задал ему вопрос: «Вы утверждаете, если я вас правильно понял, что ваша мысль составляет часть моего собственного сознания и становится поэтому частью моей мысли, и это меняет уже и мою мысль». Конечно, профессор мог бы легко ответить на это что-то вроде «Вы немного преувеличиваете, все не так просто, я не хотел зайти так далеко…» Но Дэвид Бом, напротив, все подтвердил, ответив просто: «И vice versa. И наоборот»[134]. И, судя по тому, что мы уже слышали по этому вопросу от других ученых, такое взаимопроникновение между мыслью профессора Дэвида Бома и мыслью его слушателя вызвано было не тем, что они оказались в одной аудитории, в пределах слышимости друг друга. Речь тут идет о взаимовлиянии всех вообще сознаний и умов, какое бы расстояние их не отделяло друг от друга.

Интуиция Пьера Моннье идет тут еще дальше. Уже в 1923 году он понял, что универсум, в качестве голограммы (хотя он и не использует это слово, тогда еще неизвестное), будет голохронным, то есть, что он соответствует исторической совокупности универсума сквозь века и миллионы лет:

«В итоге, вы не правы, когда классифицируете прошлое видимых и невидимых миров в категориях познания истории народов, наук, философий, всех фактов и всех идей умершего прошлого. На самом деле, прошлого нет, поскольку творение Бога, Который вечен, совершается постоянно в настоящем, — как и сам Бог, оно тоже есть!»[135]

И в этом тоже Пьеру Моннье вторит современная наука. Так, например, Оливье Коста де Борегард, один из крупнейших наших квантовых физиков, пишет: «Прошлое, настоящее и будущее Вселенной существуют одновременно, — не прямо сейчас, конечно, это было бы противоречием»[136]. Чуть дальше в той же книге он поясняет, что такое взаимодействие всех элементов универсума «не уменьшается вместе с отдалением в пространстве или во времени… То есть оно распространяет свой закон на все пространство — время целиком… Всё связано со всем, крайне незаметно и тонко». Итак, с самого начала голограмма приложима к миру в его совокупности. Он, мир, голохронный.

Позволю себе немного похвастаться: этот великий ученый — мой друг. Он всегда был в курсе всех моих научных изысканий, как в сфере богословия, так и в коммуникации с миром иным, и ему это все казалось вполне нормальным. Я попросил его посмотреть главу о сегодняшней революции в науке в моей книге «Христос и карма»[137], и он ответил, что сам бы такое никогда не написал, но что не считает нужным что-нибудь там исправлять. Я не буду здесь повторяться и снова приводить ту небольшую подборку разных текстов, которую собрал для этой книги, но мне хотелось бы все-так подробно прокомментировать и здесь одну цитату из Жака Сарфатти: «Все системы сознания, независимо от их пространственно-временной локализации по отношению к экспериментальному оборудованию, влияют на квантовый потенциал как целое, воспринимаемое отдельными фотонами или электронами»[138]. Обратите внимание, что Сарфатти сказал не просто «всякое сознание». Иначе бы мы понимали под этим только человеческое сознание. Он использовал гораздо более сложную формулировку, и сделал это сознательно. Поскольку выражение «все системы сознания» очевидным образом предполагает, что имеются в виду и другие сознания: сознание животных, сознание растений, может быть, даже, на другом уровне, сознание клеток, сознание частиц?.. «независимо от их пространственно-временной локализации по отношению к экспериментальному оборудованию». Таким «экспериментальным оборудованием» вполне может считаться микроскоп на столе в моей лаборатории, а «системой сознания», воспринимаемой фотонами и электронами в ходе эксперимента, например, улитка. По Сарфатти, вне зависимости от того, где находится эта улитка, на краю моего стола или в Австралии, это влияние все равно будет таким же. Вот то, что касается пространственной локализации. Но точно так же, вне зависимости от того, умерла ли эта улитка миллионы лет тому назад, или только родится через миллионы лет, это влияние все равно будет таким же.

Если Вселенная и в самом деле — голохронная голограмма, то это значит, что все, что уже произошло, происходит сейчас или только должно произойти во Вселенной, влияет на каждую точку Вселенной, а значит, и на каждое сознание. Конечно, в итоге получается, что миллиарды таких влияний не могут протекать с одинаковой силой. Я все же предполагаю, что мое сознание оказывает на мир большее влияние, чем сознание улитки. Видимо, тут самый подходящий момент упомянуть о «теории объединения», которую принято называть Принстонским гнозисом. Начало сознания и даже свободы можно обнаружить уже на уровне частицы; уровнем выше будет уровень атома, состоящего из частиц; еще выше сознание поднимется на уровень молекулы, затем органа, всего тела целиком, всего вида; каждое сознание включает в себя все нижележащие уровни. Каждое сознание совершенно компетентно на своем уровне объединения, а вся Вселенная состоит из бесконечного множества таких объединений, упрятанных друг в друга, наподобие матрешек: «Диалог между влюбленными не слишком осознает технику взаимодействия мужских и женских половых клеток — и наоборот. Взрослый человек плохо поддерживает связь с человеческим родом, с Древом Жизни, с Космическим сознанием, с Богом. Ему обычно кажутся иллюзорными верхние этажи, от которых он при этом получает задания, — так же, как он получает импульсы снизу, от нижних этажей, которые ему удается обнаружить лишь при помощи научных исследований»[139].

Другие ученые, и даже писатели-романисты, выражали ту же идею другими словами. Так Артур Кёстлер называл каждый такой уровень «холоном», греческим словом, означающим «целое», чтобы показать, что каждый уровень образует нечто целое. Иерархия холонов (нужно было бы сказать холы, во множественном числе греческого языка) образует «холархию»[140].

Я признаю, что для обычного человека, обладающего нормальным здоровьем и самоконтролем, все это звучит дико. Если бы я попытался объяснить вам все это на основании сообщений из мира иного, то вы бы выбросили эту книгу в помойку, не дочитав и до середины. Но ведь речь идет об утверждениях наших крупнейших ученых! Такая картина мира нас обескураживает, поскольку трудно признать, что реальность до такой степени ускользает от нас и отличается от того, что мы воспринимаем и испытываем каждый день. Но ведь и переход от представлений древних греков и римлян, где солнце вращалось вокруг земли, к современным представлениям об универсуме, тоже был громадной переменой. Объяснить врачам времен Мольерв, что все болезни связаны вовсе не с легкими, как в «Мнимом больном», а с никому не видимыми микробами и вирусами, было бы равнозначно просьбе к ним о слепом доверии. Мы живем в пространстве и времени. Большая