Под красно-золотым знаменем. Осада Балера - Сатурнино Мартин Сересо

течение трех месяцев за нами не прибудет военное судно или испанские войска, я вынужден буду отправиться в Манилу и прибуду туда с людьми, которых я смогу спасти, сколько бы времени это не заняло, чтобы добраться туда окольными путями. которыми мне, возможно, придется пойти.»

В заключение он спросил, подчинюсь ли я в случае прибытия генерала Риоса его приказам. Я сказал: «Да, я должен буду подчиняться им без колебаний». И он ушел, оставив на земле пачку газет.

В одной из тех газет было короткое сообщение, которого меньше всего следовало ожидать, это был конец этой Голгофы.

VIII

Последние дни

В лес.-.Подготовка. – Вынужденная стрельба. – Предельная бдительность осаждающих. – Мы совершаем мощную вылазку. – Неожиданные новости. – Должны ли мы капитулировать?. – Голосование о доверии. – Перемирие. – Требование условий. – Акт о капитуляции.

Заявляя, что я подчинялся бы приказам генерала Риоса, если он явится лично, чтобы передать их мне, меня не вдохновляла никакая другая идея, кроме как выиграть несколько дней. Я был полностью убежден в том, что они снова пытались обмануть меня, но теперь мысли, которые вертелись в моем мозгу, нашли подтверждение, когда я вспомнил, что монахи, принятые покойным Лас Моренасом, говорили о том, что по слухам генерал женился на филиппинке, а поэтому мог стать военным министром.

Я размышлял о том, что пока они обратятся к генералу, а он доедет до нас, пройдет не меньше недели, в течение которой эти люди оставят нас в покое, а также ослабят свою бдительность. Воспользовавшись тишиной, мы сможем уйти в лес, когда они меньше всего этого будут ожидать, и они найдут церковь пустой, думая, что обманули нас и мы решили сдаться.

Как только сеньор Агиляр удалился, я приказал принести пачку газет и мы начали критически сравнивать их с другими, которые у нас были. Я помню, что наиболее важным из наших сравнений было несколько копий El Imparcial, в которых мы не могли найти никаких отличий, кроме естественных при редактировании.

Мы очень удивились схожести шрифтов, точности размеров и даже качеству бумаги. Но, вспомнив о чудесной ловкости этих островитян в подражании, я сказал, приняв все это во внимание: «Поскольку у этих людей есть материал для этой цели, они посвятили себя копированию наших ежедневных газет в своей надежде, что мы проглотим их крючок».

Несмотря на наши подозрения и страхи, никто из моих людей не желал сдаваться. На этом мы и порешили, вопреки доводам разума, посчитав все эти бумаги сомнительными, пренебрегая их прочтением и не принимая во внимание их содержание, мы решили готовиться к нашему намеченному бегству.

Во-первых, я приказал, чтобы все светильники, висящие перед алтарями были сняты, а веревки, на которых они были подвешены, были тщательно подготовлены, чтобы использовать их при пересечении множества рек, которые мы непременно найдем на нашем пути. Некоторые из солдат не умели плавать и я планировал, что по достижении ручья, через который нельзя будет перейти вброд, хороший пловец переправится, взяв один конец веревки и, достигнув противоположного берега, привяжет его к дереву или скале, которые окажутся достаточно прочными, а мы закрепим ее на нашей стороне таким же образом и люди будут переправляться, держась за веревку. Другой пловец оставался бы сзади и, когда все благополучно преодолевали препятствие, отвязывал веревку и мы продолжали бы движение.

Я также приказал сделать новые кожаные тапочки взамен изношенных, а для людей, которые еще оставались без обуви, изготовить ее, используя патронные ящики и кожаное снаряжение умерших.

Я назначил уход на ночь 1 июня, а утром того же дня приказал сжечь лишние винтовки, а также Ремингтон и еще одну винтовку, которые мы нашли в Командансии.

Я раздал оставшиеся боеприпасы и выдал каждому новое одеяло, а в соответствии с полномочиями, предоставленными мне статьями 35 и 36 Кодекса военной юстиции, уступив, вопреки моей воле, силе обстоятельств, я приказал расстрелять капрала Висенте Гонсалеса Тока и рядового Антонио Меначе Санчеса. признанных виновными в государственной измене на осажденном посту и, кроме того, подлежащих смертной казни согласно прокламации генерал-капитана архипелага дона Базилио Августи от 28 апреля 1898 г.

Казнь прошла без юридических формальностей, что было совершенно невозможно, но и без оправдания преступления. Это была ужасная и болезненная мера, которую я мог бы исполнить сразу же после обнаружения попытки дезертирства без дальнейших промедлений и что я продолжал откладывать с надеждой, что кто-то другой решит положить этому конец, но теперь, к сожалению, она была совершенно необходимой.

Меня очень огорчало то, что я пришел к такому решению и я искал уловку, с помощью которой я мог бы освободиться от ответственности. Но я не мог найти ее, не будучи обвиненным в слабости командования и, прежде всего в том, что во время отступления я поставил под угрозу нашу безопасность. Это было очень горько, но необходимо. Я продолжал выполнять свой долг. По этой причине я не чувствовал угрызений совести.

Чтобы не дать противнику использовать какие-либо остатки уничтоженного оружия, я приказал бросить стволы в яму, которая была подготовлена для тел казненных, а мелкие части разбросать вокруг церкви. Сделав это, мы ждали наступления ночи.

Днем мои люди, испытывая голод, срезали все съедобные листья и побеги, что еще оставались на наших маленьких плантациях и хотя спланированное нами предприятие было одним из тех, которые могло вызвать только крайнее отчаяние, все они продемонстрировали свою нестерпимую радость от того, что сейчас наступает час, когда они покинут это мрачное место, хотя и демонстрировали свой стойкий характер даже при всем ужасе вида печального кладбища казненных.

Наконец стемнело, но в тишине ночи мы заметили, что бдительность в окопах мятежников необычайно возрастала. Ночь была безлунной, но небо было настолько ясным, что мы не могли уйти незамеченными. Поэтому нам ничего не оставалось, кроме как скрыть свое разочарование и отложить наш марш до следующей ночи в надежде, что нам поможет некоторая небрежность со стороны врага и наша решимость атаковать наиболее укрепленную часть его позиций, если не удастся выбраться отсюда незамеченными, то-есть там, где по их предположению мы вряд ли предпримем попытку прорыва. С этой целью я заставил всех поклясться, что если кто-то, к сожалению, попадет в руки врага, он не скажет ни слова и не подаст знак, который укажет направление, в котором мы будем двигаться.

На следующее утро, едва рассвело, я снова взялся за газеты. Всю ночь тот странный факт, что они были сделаны так, что напоминали настоящие, поразительным образом