Я была в твоей шкуре. Долгая дорога в сторону жизни - Татьяна Маркова

не произошло, после операции стало только хуже. Предложили облучение. Начались новые хождения по мукам – изматывающие сеансы лучевой терапии, тоже практически безрезультатные.

После окончания курса облучения меня с умирающим от рака малышом выписали из больницы с напутствием: «Больше не обращайтесь, ничем помочь не сможем». Прогноз дали на полгода. И эти полгода надо было как-то прожить с ребёнком-инвалидом без всякой помощи. Труднее всего было его купать и вывозить на прогулки. Семь высоких каменных ступеней от лифта до выхода из добротного, сталинской постройки дома приходилось преодолевать по нескольку раз в день с прогулочной коляской и сидящим в ней пятилетним ребёнком.

Старший сын в это время заканчивал школу и поступал в институт, а вся моя жизнь была сосредоточена на преодолении этих ступеней. Прожила. С тремя пачками сигарет в день и напрочь загубленным позвоночником.

Не прошло и тридцати лет, как в нашем подъезде установили откидывающиеся полозья для детских колясок.

1988 год. Поток событий

«Девятка» появилась взамен проданной «Волги». Иметь «девятку», последний хит автопрома, – это было круто. Шлягер «Твоя вишнёвая „девятка“» в начале перестройки распевала вся Москва. Покупка была вынужденная – иначе выгоняли из подземного гаража. Точь-в-точь как в одноимённой комедии Рязанова. Таков был неписаный закон эпохи всеобщего дефицита. Дефицит водки был ещё впереди, но всё остальное в Москве по-прежнему доставали по блату. «Девятку» удалось купить по протекции папы. Также по блату было получено разрешение похоронить сына на закрытом к тому времени Химкинском кладбище.

Двенадцатое июля – разгар непривычно жаркого для Москвы лета. Водили нас с папой по кладбищу долго, свободных участков не находилось. Предложили клочок земли между двумя могилами в дальнем тёмном углу. Измученные, мы согласились. Договорились о рытье могилы. В день похорон папа, опытный хозяйственник, решил проверить исполнение работ. Обнаружил у полувырытой могилы двух рабочих. Они наткнулись на трубу и не знали, что делать дальше. Предложили выход из положения: подсунуть гробик под трубу. «Своих под трубу подсовывайте», – гаркнул папа-генерал.

Отличное солнечное место тут же отыскалось.

Потом были похороны.

Потом – пустота.

А в это время:

– Семья Овечкиных с детьми захватила самолёт, чтобы бежать из СССР.

– Советские войска выходили из Афганистана.

– Разгорались события в Нагорном Карабахе.

– Был подписан закон «О кооперации».

Вокруг уже бурлило, но к моим ногам вода ещё не подступила.

1989 год. Перемены

После тягостного развода с мужем и скрупулёзной дележки имущества в моей так и не отремонтированной квартире, ставшей теперь коммунальной, поселился сосед – алкоголик Витёк. Он работал мясником и был женат на стюардессе. Стюардесса всё время летала, а Витёк в её отсутствие устраивал загулы и любезно оставлял мне на кухне недоеденные макароны.

Я по инерции ходила на работу. Работа всё ещё была, а вот зарплату уже не выплачивали. Однажды меня вызвал в кабинет мой бывший сокурсник, а ныне – главный инженер.

– Таня, пора создавать кооператив.

– Зачем? – непонимающе спросила я, далёкая от коммерции.

– На соседнем предприятии уже создали, – отрезал он не терпящим возражений тоном.

Так в приказном порядке я вступила на тропу предпринимательства.

1990 год. В другой раз

Как-то, выйдя с работы, я случайно встретила на «Соколе» Лёшу. Посидели в пельменной. Вспомнили эпопею с машиной. Лёша признался, что в тот день влюбился в меня, потрясённый тем, как легко я рассталась с деньгами. Долго потом страдал. На мой вопрос, чем он сейчас занимается, Лёша, усмехнувшись, ответил: «Рэкетом проституток на Калининском. Днём качаемся в спортзале, потом сидим в ресторане „Метелица“ до закрытия. Никакой выпивки, только сок. Ну а потом – работа». Предложил познакомить с друзьями. «Как-нибудь в другой раз», – сказала я и почему-то снова глупо захихикала.

Много лет спустя я пересеклась с Володей, тем самым моим соседом, и узнала, что Лёша разбогател. Он теперь владелец крупного торгового центра в Щукино. Я часто проезжаю мимо этого ТЦ…

1991 год. Августовский путч

Утром 19 августа я, как обычно, подошла к проходной. Не обнаружив в кабинках сотрудников, выдававших пропуска, очень удивилась. Спросить, что случилось, было не у кого. Охранять государственную тайну тоже было некому – гэбэшники, как тараканы, куда-то попрятались. На территорию оборонного предприятия мог запросто зайти любой иностранный шпион. Прошла на рабочее место и только там узнала, что в стране произошёл путч. Никто не работал, все напряжённо ожидали пресс-конференции ГКЧП.

От нечего делать решила съездить на разведку к зданию на углу Нового Арбата и Краснопресненской набережной, нынешнему Белому дому.

На улицах было непривычно пусто. Бросалось в глаза полное отсутствие стражей порядка. Без помех достигла набережной. Поставила машину поближе к центральному входу (высокий забор появился позже) и пошла пешком. Картина была странная. Стайками собирались какие-то люди. У перевёрнутого троллейбуса толпилась молодёжь.

Громоздили балки, щиты и прочую арматуру – начинали, как я потом поняла, строить баррикады. Все были возбуждены, к чему-то готовились.

Вдруг увидела танки. Они стояли на мосту, ведущему к гостинице «Украина» (ныне Hotel Radisson). По мосту шли люди, останавливались, глазели на танки. Среди них были женщины с детьми. Представить, что эти танки вот-вот начнут стрелять, было просто невозможно!

Потолкавшись среди толпы, решила уехать. Почти все выезды с набережной были перекрыты. Каких-то 1015 минут – и я невольно оказалась бы в числе защитников Белого дома.

Вечером отключили электричество. Было неясно, что происходит. Выручил карманный радиоприёмник на батарейках. Москвичей призывали выйти на улицы, чтобы защитить демократию. Собралась, но решила позвонить папе. Он категорически запретил выходить из дому и добавил: «Было бы за что сражаться – сам бы вышел».

С тех пор политической инициативы я не проявляла. На демонстрации не ходила. В митингах участия не принимала.

Т. М.

Ольга

27 января 2018 г., в 23:30

Здравствуйте, Татьяна Владимировна.

Вы пишете, странная вещь – время. По мне, оно ещё и коварное – движется с разной скоростью. Как ни крути, мы, действительно, отсчитываем его вехами, событиями, произошедшими с нами, с нашими близкими, страной и миром. Через внезапные осознания, часто благодаря совершенно неожиданным поворотам судьбы и ассоциациям. И тогда оно раздваивается, как воспалённое сознание душевнобольного. Оно делится на то, которое бежит своим чередом для всех, и то, которое становится твоим личным временем. Эти времена могут не совпадать в своём ритме, но отлично сосуществовать, не искажая и не мешая друг другу. Одно может скакать галопом, а другое взять и застыть на месте, как это произошло у меня, подумать только,