Я была в твоей шкуре. Долгая дорога в сторону жизни - Татьяна Маркова

свете луны и ночника новенькое колечко, – вот что я решила: у наших дочек будут настоящие свадьбы! С фатой, потрясающей красоты подвенечными платьями и со всей необходимой для этого брачной мишурой. Обязательно!

– Поживём – увидим, – говорит муж и гасит свет.

О. К.

Татьяна

25 января 2018 г., в 00:35

Доброй ночи, Оля.

Спасибо за «Тринадцать». Повеселилась от души!

А всё-таки странная вещь – время. Есть время, когда мы пишем о тех или иных событиях. Есть время начала и конца самих событий. Есть время, за которое другие о них прочитают. Есть ещё одно время: время, которое проживает сам автор. Если он пишет о прошлом, то обнаруживает, что какие-то важные исторические события прошли для него незамеченными, а ничтожные с точки зрения мировых катаклизмов навсегда остались в памяти. Это преломление времени автор будет навязывать своим героям. Они тоже многих событий не заметят. Человек так устроен, что, пока вода не подступит к ногам…

Однажды в ванной нашей старой квартиры прорвало трубу. Квартира располагалась на втором этаже, аккурат над булочной. Я в дальней от ванной комнате готовилась к экзамену и ничего не замечала, пока не почувствовала, что под ногами мокро. Картина была ужасающая: паркет в коридоре вздулся, горячей воды – по щиколотку. Я только-только успела перекрыть воду, как раздался звонок в дверь. Ворвалась с руганью разгневанная заведующая булочной, стала пугать меня судом и добавила, что я уже промочила четыре мешка с сахарным песком. Впрочем, при расследовании инцидента оказалось, что намокло всего полмешка.

Ограничились ценным подарком.

Так же, как и наводнения в квартире, в те далёкие годы конца восьмидесятых, я, сосредоточенная на драме своей личной жизни, не замечала нарастающего потока событий, изменивших историю всей страны, в том числе и мою.

Странная вещь время

1986 год. Лёша

Хорошо запомнила этот день: пятница, 14 февраля 1986 года. Мы встретились у входа в сберкассу соседнего дома. Они, Володя с Лёшей, были теми, кто готовил к продаже и продавал мою машину. «Волга» и место в подземном коллективном гараже около дома достались мне незадолго до второго замужества в подарок от папы, высокопоставленного чиновника. Белая с красными кожаными сиденьями и ничтожно малым для десятилетнего стажа пробегом, она, недоступная в советское время простому гражданину даже в мечтах, неожиданно стала нашей собственностью. Муж холил её и лелеял, ублажая ежедневным техосмотром. Я, наверное, могла бы ревновать, если бы сама не была страстно в неё влюблена. Это был любовный треугольник: мы оба любили машины и то ощущение свободы в несвободной стране, которое давал личный автомобиль.

Прошло время, «Волга» кое-где проржавела и нуждалась в ремонте. Решили также осовременить систему охлаждения – перевести на тосол. Незадолго до первой Андрюшиной операции с машины были сняты бамперы, пороги и кое-что из внутренностей.

И вот теперь я была вынуждена с ней что-то делать.

После двухлетней борьбы всё неумолимо двигалось к трагической развязке: и жизнь младшего сына, и мой брак. На вторую операцию, почти безуспешную по мнению врачей, я не соглашалась, тогда как муж, наоборот, почему-то настаивал. Операции без согласия обоих родителей в НИИ Нейрохирургии не проводились. Чтобы надавить на меня, муж стал угрожать расправой моему старшему сыну Володе. В отчаянии я написала письмо ректору института, где мой благоверный после защиты диссертации работал доцентом. Просила урезонить сотрудника. Подробностей не знаю, но через пару дней его из квартиры как ветром сдуло.

Однако на этом давление не закончилось. Вскоре муж подал заявление в суд о разделе имущества и прислал мне подробный перечень с обещанием «делиться до последней ложки». Первым пунктом в этом перечне стояла «Волга». Мои иллюзии, что машина, подаренная до брака, – вне дележа, развеяли знакомые юристы. Они же посоветовали продать любимицу. Нет машины – нечего делить. А деньги, потраченные на лечение сына, взыскать невозможно.

Я решилась последовать этому разумному совету, но была в полной растерянности. Год машина простояла в гараже со сложенными внутри деталями, и у меня не было никакой возможности даже думать о её восстановлении – целыми днями дежурила в больнице.

Неожиданно всё устроилось. Подготовить машину к продаже взялся сосед Володя, который в то время работал в инструментальном цехе ЦИТО. Он же привлёк приятеля – автомеханика Лёшу, выпускника МАДИ, жившего неподалёку, у метро «Сокол». Невысокий, с рельефной фигурой спортсмена-тяжелоатлета, он, несмотря на свою молодость, вызвал у меня доверие.

Был назначен месячный срок и дана генеральная доверенность на продажу машины. По поводу денег договорились так: мне – фиксированную сумму, а всё, что удастся получить сверх, – ребятам. Однако юристы остудили мою доверчивость, посоветовав сделать доверенность на продажу без права получения денег. На всякий случай. Мои подрядчики были недовольны, но смирились, когда я сказала, что в своей порядочности уверена, а их знаю не так хорошо, как себя.

Машину готовили к продаже по всем канонам автомобильного рынка того времени: заново хромировали в ЦИТО бамперы, сквозные дыры в крыльях камуфлировали толстым слоем грунтовки, а старые шины обновляли с помощью сапожной щетки. Мне, постоянно дежурившей в больнице у сына, увидеть результат предпродажной подготовки не удалось. А он превзошёл все ожидания: выручка от продажи в два раза превысила оговоренную сумму – деньги для того времени немалые.

Поздоровались, вошли в сберкассу. Я почувствовала напряжение, исходившее от ребят, даже какую-то скрытую угрозу. Но решила не придавать этому значения. Получила деньги, разделила их на две кучки, одну – засунула в задний карман джинсов, другую протянула им. И тут же обстановка разрядилась: оказалось, что они всё-таки не доверяли мне и готовились силой отнимать свою часть. На радостях решили столь успешно завершившееся событие отметить небольшим застольем. Сначала элегантно отмечали у меня на квартире, потом поехали к Лёше – продолжить. В разгар продолжения Лёша зачем-то позвал меня в соседнюю комнату. Ничего не подозревая, я послушно проследовала за ним. Не включая света, он закрыл дверь. Со словами: «это кровать» неожиданно толкнул меня на узкую жёсткую койку у входа. И тут я начала дико хохотать.

– Чего смеёшься? Надо мной? – Лёша как-то весь сжался и выскочил из комнаты.

Больше в тот год мы не встречались. Но я часто думала о нём и представляла, что всё могло случиться по-другому, если бы не мой дурацкий смех.

И хотела этого другого.

1987 год. Ступени

Вторую операцию всё-таки провели – папа убедил меня дать согласие, дескать, отец ребёнка имеет право на шанс. Чуда